Его ладони излучали такую энергетику, что я с удивлением услышала собственное сбившееся дыхание и ощутила, как в животе распускается огненный бутон. Изысканный тактильный десерт. Мозги поплыли на волнах удовольствия, я вся превратилась в единое нервное окончание. Мужские пальцы скользнули выше по руке, по подмышке, коснулись ключиц, нежно промяли на шею и перебрались вверх, за ушную раковину, туманя рассудок. Все эти жесты можно было бы назвать невинными, если бы при этом Редж не смотрел на меня так, будто я ценнейший шедевр давно почившего мастера, за который он готов заплатить любые деньги, только бы приобрести в свою коллекцию. Я оцепенела под этим взглядом.
Я знала Реджа всяким: шумным, ярким, язвительным, собранным, но таким не видела ещё его ни разу, и это пробило мою внутреннюю броню.
Кофта улетела прочь вместе с бельём, но ловкие мужские руки не стали задерживаться на груди, перевернули на живот и продолжили массировать спину. Его ладони – не наглые и требовательные, а непривычно заботливые и внимательные – обезоружили эффективнее, чем военный крейсер. Как только он это сделал? Как?
Прикосновения шершавых ладоней движение за движением прогнали усталость, заменяя облегчением, и зародили напряжение совсем другого характера. Секунда промедления – с меня стянули штаны и принялись разминать ягодицы.
В этот момент что-то щёлкнуло в голове.
– Стой!
– Почему ты так боишься заняться со мной сексом, Виктория? – Обжигающий шёпот коснулся правой мочки уха, а я осознала, что давно дрожу от желания.
«Потому что я не сплю с теми, кто мне дорог».
«Потому что я уже безнадежно в тебя влюблена».
«Потому что это больше чем секс».
Но, не дождавшись ответа, Редж внезапно шёлковым языком прошёлся за ухом и игриво добавил:
– Неужели мне надо обыграть тебя в шахматы, чтобы ты согласилась?
Губы против воли дрогнули в улыбке, и я постаралась скрыть её в мягкой подушке.
«Да уж, профессор Палладиум, вот это ты докатилась в свои годы. А ведь он правду говорит: если бы потребовал секс в качестве желания, ты бы точно не отказала».
– Почему ты так любишь эту игру?
– Потому что шахматы очень похожи на жизнь: это хореография интеллекта. В них можно всё, и всё зависит лишь от тебя. В шестидесяти четырёх клетках скрыты бесконечные возможности, а когда пешка достигает последней горизонтали, обыденность превращается в идеал.
С этими словами наглые пальцы проскользнули так низко, что тело завибрировало, как натянувшаяся струна. Тронь – и порвусь. Следом за пальцами там оказался восхитительно бархатный горячий член. Он толкнулся один раз, второй. Еле-еле, но так, что с губ слетело непроизвольное «ах» и меня выгнуло дугой.
– Будем считать это за согласие, – прошептал мужчина, невозможно тягучими толчками заполняя собой.
В этот раз секс был совсем другим. Не было ничего общего с бильярдной. Редж покрывал горячими поцелуями спину и шею, пробовал мою кожу на вкус, словно дегустатор, обводил позвонок за позвонком подушечками пальцев, ласкал ладонями и мучил непозволительной медлительностью. Давал моим мышцам туго обхватить его стержень и тут же выскальзывал, разогревая меня до температуры в реакторе.
А я плавилась, таяла, млела, захлёбывалась…
…от его дыхания, близости, веса.
Да, он покрывал меня сверху, вдавливая в спальник, такой тяжёлый и огромный, но это ощущалось так невероятно правильно, так хорошо и приятно. Ошеломительно прекрасно вкупе с дорожкой поцелуев вдоль позвоночника. Его пальцы языком Брайля чертили на мне, признавались в любви, чётче и яснее, чем на любом разговорном наречии.
И всё-таки, когда он в очередной раз изматывающе плавно наполнил собой и тут же дразняще отодвинул бёдра назад, я не выдержала:
– Редж! Я хочу тебя. Может, ты уже возьмешь?!
Негодующе развернулась под ним и столкнулась с магнетическим чёрным взглядом с искрами-смешинками.
– А я уже думал, что не дождусь этих слов, – промурлыкал этот хитрый и крайне довольный кошак.
Длинные ресницы сомкнулись, а я осеклась, поняв,
Редж, что же ты со мной делаешь? Как можно в тебя не влюбиться? Одно твоё имя – моя погибель, я уже молчу о глазах цвета ночи.
Но Редж не был бы собой, если бы дал время на рефлексию. Словно до него был его брат-близнец, он неожиданно резко сменил ритм, позу и угол. Подхватил мои ноги, скрестил лодыжки, поднял, сжал и принялся вбиваться так быстро и мощно, что оставалось лишь уцепиться за спальник.
Если бы до Реджа не изобрели Камасутру, то клянусь, её бы изобрёл он.
Он крутил меня и вертел так, будто хотел попробовать всюду. Будто заранее знал, как усилить ощущения и взвинтить желание до предела. Садистски вбивался до моих криков и судорог тела, пережидал волну, упиваясь эйфорией, и вновь начинал адские эксперименты.