Давние подозрения Милисент Бэгот подтвердились: Урсула Бертон является – или когда-то была – советской шпионкой. Бэгот вновь изучила письма, отправленные Урсулой родственникам из Швейцарии. Одно, написанное ее невестке Маргарите в 1940 году, при ближайшем рассмотрении выглядело явно подозрительно. “Кроме вязания (а в нем я не сильна), здесь мало дел, – писала Урсула. – Но, прочитав объявление о подготовке к переливанию крови, я сразу на него откликнулась. Меня осмотрели и сказали, что у меня очень полезная кровь, она может пригодиться для всех прочих групп крови”. Бэгот заподозрила, что в письме содержится тайное послание: “переливание крови” – это код для “радиопередач”, а отсылка к “разным группам” была проинтерпретирована как скрытый ключ, что Урсула занимается обучением других радистов. В МИ-5 пришли к заключению: “Шифрованные сообщения, как представляется, указывают на тайную политическую деятельность”.
Объект, до недавнего времени мало интересовавший начальников Бэгот, теперь вызвал у них бурный ажиотаж. Дело Урсулы забрали у Милисент, передав его сэру Перси Силлитоу, новому генеральному директору МИ-5 и бывшему начальнику полиции. Вся входящая и исходящая корреспонденция Урсулы просматривалась, телефоны ее сестер и брата прослушивались; ее банковские счета изучались в поисках доказательств подозрительных денежных переводов. Лен работал теперь автослесарем в Северной алюминиевой компании в Банбери, где у МИ-5 был свой информатор – бывший полицейский по имени Ричард Керли. Пока Лен был на рабочем месте, Керли изучил в раздевалке его портфель, доложив, что в нем находились “разного рода книги и листовки с коммунистической пропагандой”. Осторожный опрос местного населения не выявил ничего необычного в поведении Урсулы, и некоторые сотрудники МИ-5 недоумевали, откуда бы у нее взялось время на шпионаж, если “она завалена работой по дому”.
Установить прямое наблюдение за “Соснами” было невозможно, так как появление любого чужака в столь отдаленной деревне, как Грейт-Роллрайт, немедленно бросилось бы в глаза. Местному полицейскому было дано указание попристальнее присматривать за Бертонами, а главного констебля окружного полицейского участка Оксфордшира, подполковника Германа Ратерфорда, тайно посвятили в суть дела: “Мы надеемся, что посредством вашего наблюдения и нашего расследования выясним больше об их деятельности, чтобы выявить, вовлечены ли они в шпионаж в данный момент”. Подполковник Ратерфорд “проявил живую заинтересованность” в этом деле – мягко говоря. На самом деле Ратерфорд был невероятно воодушевлен. Перспектива выявления шпионки-коммунистки в Грейт-Роллрайте была просто захватывающей, и главный констебль хотел лично арестовать ее.
Нельзя было терять ни минуты. “Если русские еще не считают, что Урсулу «раскрыли», то они, несомненно, придут к этому выводу, когда станет известно о переходе Фута на сторону Британии, – предупреждали в МИ-5. – Нельзя исключать, что она прибыла сюда по заданию”. Ее следует немедленно допросить, “и по возможности до того, как русские успеют предупредить ее о судьбе Фута”.
Самым подходящим кандидатом для этого была Милисент Бэгот. Но дело передали Уильяму “Джиму” Скардону, бывшему инспектору полиции, который возглавлял отдел наблюдения, известный как “Соглядатаи”, и считался “выдающимся специалистом” в области перекрестных допросов. Читая досье Урсулы, Скардон предвкушал: скоро великий инквизитор МИ-5 направит стопы к Грейт-Роллрайту, чтобы сломить ее.
Глава 23. Очень крепкий орешек
Летом 1947 года в “Сосны” приехали погостить родители Урсулы. Дочь не делилась с ними своими опасениями. Берта была бледна и слаба. Как-то раз около двух часов ночи Урсула услышала доносившиеся из комнаты родителей стоны. “У матери был сердечный приступ”. Сквозь тонкие стены долетали ее крики: “Ах, мой маленький мальчик”. “Она думала о Юргене, своем старшем ребенке, которого любила больше всех детей”. Единственный общественный телефон, установленный в зеленой зоне деревни, не работал. В темноте Урсула понеслась на велосипеде в Чиппинг-Нортон и разбудила врача, который подвез ее обратно на машине. “Мы опоздали”. Отношения Урсулы с ее матерью никогда не были гладкими, но ее смерть оказалась для нее глубоким ударом. Берту похоронили на церковном кладбище в Грейт-Роллрайте. Прожив с женой сорок пять лет, в горе и в радости, Роберт Кучински был раздавлен. Урсула уговорила его остаться в “Соснах”.