Через несколько недель пришло письмо от Виктора Гамбургера: “У меня хорошие новости: Руди жив”. Виктор получил открытку от некоей Марии Яблонской, польки из Данцига, недавно освободившейся из ГУЛАГа. “Я вернулась из России домой и рада возможности рассказать вам, что ваш брат Рудольф жив. Он тоскует по своим родным, и больше всего по Мише, пожалуйста, напишите обратной открыткой, и я расскажу вам обо всем подробнее”. Далее Виктор писал: “Можешь представить, как мы все рады […] разумеется, нам придется оставить почти все надежды увидеться с ним в ближайшие годы”. Урсула обдумывала, стоит ли говорить Мише, что его отец находится в заключении в России. “Она рассказала, но очень уклончиво, утверждая, что он «в ссылке», – вспоминал Михаэль. – Где именно, она не сказала”.
В МИ-5 это письмо прочли с интересом, передав Джону Симперману из ФБР, что Гамбургер жив и находится в заключении в исправительно-трудовом лагере в России. Полковник Джо Спенсер, офицер британских спецслужб, допрашивавший Руди в Тегеране перед тем, как передать его Советам, тоже был поставлен в известность: “Похоже, тот теплый прием в России, которого, по его признанию, он ожидал, не состоялся, и ему предстоит еще пять лет отбывать в этом концлагере”.
Урсулу эти новости успокоили, но они породили и новые тревоги: какую жестокость пришлось вытерпеть Руди? Как долго он еще будет в заключении в Советском Союзе? Увидит ли он когда-нибудь снова их сына?
Лето угасало, Урсула оплакивала мать, боялась за Руди, жаждала любого сигнала поддержки от Центра, размышляла над секретным посланием Фута и ждала, когда раздастся стук в дверь, возвещающий о прибытии ищеек из МИ-5.
Это событие произошло в субботу, 13 сентября 1947 года, ровно в 13:20.
Открыв дверь, Урсула увидела на пороге полицейского в сопровождении двух мужчин в штатском. Сняв шлем, полицейский представился “детективом-констеблем Гербертом из полицейского участка Чиппинг-Нортон”. Его спутники назвались “мистером Сэвиллом” (Майкл Серпелл из МИ-5) и “мистером Снеддоном” – в действительности Джим Скардон, легендарный специалист МИ-5 по допросам.
– Эти господа хотели бы поговорить с вами, миссис Бертон. Разрешите войти?
Роберт Кучински читал в гостиной газету. Он поднялся и “любезно откланялся”. Предъявив Урсуле свой полицейский значок, детектив Герберт тоже удалился. Двое мужчин смущенно уселись на софу. Урсула стала принимать своих непрошеных гостей.
Серпелл, “эксперт по коммунистической подрывной деятельности”, совершенно растерялся, столкнувшись с необходимостью допрашивать домохозяйку в фартуке. Что же до Скардона, его внешний облик соответствовал роли главного охотника за шпионами – серый макинтош, мягкая фетровая шляпа, тонкие, неубедительные усики и слегка насмешливое выражение, но это была лишь маскировка. На самом деле он имел весьма отдаленное представление о том, чем занимался. “Куривший трубку франтоватый бывший полицейский, Скардон придерживался весьма высокого мнения о собственных способностях”, по словам одного из сослуживцев, и всячески добивался, чтобы окружающие это мнение разделяли. Он не любил женщин и не позволял сотрудницам службы принимать участие в операциях наблюдения, чтобы не вгонять мужчин-коллег во “внебрачные соблазны”. Скардон был прямолинеен, педантичен, вежлив – и для руководителя отдела “Соглядатаев” поразительно ненаблюдателен. “В своем роде он был воплощением мира общепринятых ценностей среднего класса – послеобеденного чая и кружевных занавесок”, того склада ума, который в итоге оказался крайне бесполезен в работе с закаленными советскими шпионами. Десять раз он допрашивал Кима Филби и после допросов был еще тверже убежден в его невиновности, чем когда приступал к ним. В течение тринадцати лет он одиннадцать раз допрашивал Энтони Бланта и всякий раз снимал с него подозрения, одураченный его “аристократическим блефом”. Он оправдал и Джона Кернкросса, еще одного члена “Кембриджской пятерки”, и Эдит Тюдор-Харт, которая первой рекомендовала Филби КГБ. Для прославленного охотника за шпионами он справлялся с их поимкой из рук вон плохо.
Первый промах Скардона был в том, что он недооценил свою добычу. “Миссис Бертон – ничем не примечательная неряшливая особа с растрепанными волосами, заметно седеющая и на вид довольно неопрятная”. Вторым его промахом было то, что он раскрыл свои карты. “Вы были в прошлом русским агентом, но были разочарованы после начала Финской войны, – заявил Скардон. Не переводя дух, он продолжил: – Мы знаем, что в Англии вы не работали, и мы пришли не затем, чтобы вас арестовать”.
Одним махом Скардон раскрыл всю уязвимость позиций МИ-5. Урсула занималась в Швейцарии шпионажем против Германии, к ответственности ее могли привлечь лишь за шпионаж в Британии или против Британии и ее союзников, а Скардон только что дал понять, что на этот счет у него не имеется ни малейших доказательств.
“Попытка взять меня врасплох таким «психологическим» натиском была настолько комична и неуклюжа, что она не то что не вывела меня из равновесия – я едва не прыснула от смеха”.