Агент Соня. Любовница, мать, шпионка, боец

Ольга Мут знала по-английски лишь пару слов. Сотрудник консульства Великобритании говорил по-французски, почти ничего не понимал по-немецки и был очень занят. Толпы людей добивались убежища в Британии, осаждали консульство требованиями, запросами, “сплетнями и доносами”, среди которых попадались реалистичные, истерические и откровенно безумные. Олло назвала чиновнику свое имя, адрес и немедленно разразилась оглушительными излияниями, как ей казалось, по-английски – на самом же деле это был немецкий с редкими вкраплениями английских слов. Как многие люди, не владеющие иностранным языком, Олло считала, что скудный словарный запас ей удастся компенсировать громкостью. “Ее бредни на ломаном английском были до того несуразны”, писал впоследствии Фут, что, когда она сделала паузу, чтобы перевести дух, чиновник поднялся и весьма любезно попросил ее покинуть помещение. После чего “пополнил ее именем список безумцев, каждый день докучавших в консульстве”.

Растерянная и удивленная такой неудачей, Олло поделилась этой историей со своим парикмахером (как ни странно, люди нередко так делают) и спросила у него совета, к какому представителю швейцарских властей ей следовало бы обратиться, чтобы разоблачить свою хозяйку. Парикмахер, до глубины души ненавидевший нацистов, не пожелал иметь к этому делу никакого отношения. При этом, как ей казалось, он был “намеренно груб” с ее волосами. Олло требовался кто-то, кто знал английский язык и смог бы разъяснить все англичанам вместо нее.

Появившись на пороге квартиры Лилиан Якоби, Ольга Мут была “встревожена, растеряна” и взлохмачена. Лилиан настоятельно уговорила ее прилечь и принять несколько капель валерианки.

– Вы должны мне помочь, – повторяла Олло. – Вы должны пойти со мной. Вы же знаете, что я не могу жить без Нины. Прошу вас, пойдемте со мной немедленно.

Лилиан была озадачена. Олло продолжала причитать:

– Я уже давно знала, что они хотят уехать из Швейцарии, хотя и ведут себя как ни в чем не бывало. Они скверные люди. Лгали мне, а теперь хотят от меня избавиться. Но Нину я не брошу.

Олло рассказала о своей попытке донести британским властям, что Урсула и Лен – “коммунисты, тайно включающие по ночам радиопередатчик, чтобы их не впустили в Англию и им пришлось остаться здесь”. Но почему-то “ее неправильно поняли”. Поэтому Лилиан должна “сопроводить ее в консульство и все снова как следует объяснить”.

Лилиан была поражена, услышав, что Урсула – шпионка, но вероломство Олло, сообщившей об этом властям, привело ее в ужас:

– Бога ради, что же вы натворили? Их же теперь в любой момент могут арестовать.

От няниного ответа кровь стыла в жилах.

– Зато ребенок останется со мной, – сказала она и разрыдалась.

Олло пришла не по адресу. Глядя, как эта женщина бьется в исступленной истерике у нее на диване, Лилиан не стала ее щадить, дав жесткий отпор:

– Когда вы все осознаете, вы больше никогда не сможете быть счастливы. Вы всю жизнь будете страдать от ужасного чувства вины, на которое сами себя обрекли. Вы хоть понимаете, на какое предательство идете? Ни один порядочный человек не простит вам несчастья этой семьи. Я считаю, что сейчас вы нездоровы, и хочу вам помочь. Разумеется, я понятия не имела, что они тайные коммунисты, но, честно скажу вам, могу этим лишь восхищаться.

Она сказала Олло возвращаться домой и ничего не рассказывать о событиях этого дня Урсуле, которая должна была на следующий день отправиться в Монтрё за покупками.

Едва Урсула вышла из поезда, Лилиан повела ее в ближайший парк: “Случилось нечто ужасное”.

Урсула была поражена, разъярена и очень напугана. Кому еще могла довериться Олло? Не обратится ли парикмахер в полицию? Олло ничего не было известно о Радо, так что на тот момент агентуре, вероятно, ничего не угрожало. Но она, безусловно, знала, кто такой Александр Фут и где его можно найти. Даже Руди, где бы он ни находился, могла грозить опасность, если бы Олло рассказала нацистам о том, что ей было известно.

Урсуле удалось ускользнуть от китайской тайной полиции и британских властей в Шанхае, от японской службы безопасности Кэмпэйтай, спецслужб Швейцарии и Польши, от МИ-5 и гестапо. Никто ни разу ее не предавал: ни Шушинь, когда ее пытали, ни Туманян, ни те, кто стал жертвой Сталина. Даже Руди не выдал ее секретов. Теперь же ей грозила катастрофа из-за доноса женщины, которую она знала и любила с самого детства.

“Все, чего мы с таким трудом добивались нелегальной работой, теперь могло обернуться крахом. Нужно было немедленно принимать меры”.