Агент ТГБ или приключения Одиссея

Одиссей приоткрыл глаза и увидел у входа в пещеру, на фоне огромного латунного пятака луны две тени. Одна из теней задрала заднюю конечность и ловко почесала ею за ухом.

— Как ты думаешь, столь уродливая особь может быть разумной?

«О ком это они?» — вяло подумал Одиссей.

— Не вижу препятствий.

— Нет, но как же? У истинного разумного все должно быть прекрасно: и душа, и тело, и хвост, и морда. Или вот еще: в здоровом теле — здоровый дух, то есть если тело в порядке, то с интеллектом аналогично, а на нет и суда нет.

— Из всех правил бывают исключения, и порой их так много, что они, в свою очередь, образуют новые правила, из которых существуют новые исключения… Да вот например ты, хвост есть, а…

— Фи, как грубо и примитивно!

— Зато — точно. Ничего, я сейчас его разбужу, и мы посмотрим…

«Да это они обо мне!!!» — свирепо подумал Одиссей, а вслух не без злорадства объявил:

— А я, уже давно не сплю!

Тени на некоторое время застыли, а потом одна из них мрачно пробурчала:

— Ну что, — убедился?

— Это еще ничего не доказывает! Вон птица «Глазурик Субматрасский», не только говорит, но и читает, «Писучник Заборный», не только читает, но и пишет, а «Цензурник Консультативный» хотя и не пишет, и даже не читает, но зато как как вычеркивает! Так что же, их всех считать разумными? Не верю! Хвоста нет, — значит наличие разума проблематично.

Одиссей, в конце концов, не выдержал и возмущенно фыркнул:

— Отказывать в наличии разума априорно — позорная практика, которую надо искоренять беспощадно! Вот оторву тебе хвост, тогда и поговорим на равных.

Тени испуганно шарахнулись в сторону, и одна из них, помельче, радостно заголосила:

— Нет, ты только посмотри: он агрессивен!!!

— Сам смотри, — мрачно пробурчала вторая.

— Я же говорил, что он не разумен или его таки донимают блохи!

— Как раз наоборот. Он, наверняка, разумен, ибо, только Разумный может отвечать агрессией на спорные логические построения.

— Ты как всегда субъективен.

— А ты, вообще, — шовинист от кинологии.

— Ну вот, я же говорил, что ты злишься!

— Я не злюсь!!!

9

— Эй?! — крикнул Одиссей раздраженно.

— Чего тебе, блохастый? — живо откликнулся «шовинист».

Одиссей стиснул зубы, но стерпел и спросил ровным, спокойным голосом:

— Я ищу Разумного, с хвостом, но без волос?!

— Слышишь?!! — почему-то обрадовался Шовинист. — Он ищет облезлого! Разве он разумен?

— Кто? Облезлый?

— Да нет, блохастый!

— Как облезлый может быть блохастым, у него же шерсти нет?

— Да нет же, облезлый тот, а блохастый — этот!

— А кто же разумный, уж не ты ли?

— А что же, ты думал — ты у нас один разумный?

— А разве меня двое?

— Да, нет конечно, такой как ты — у нас точно один.

— А зачем нам два одинаковых?

— ПОСТОЙТЕ!!! — заголосил Одиссей.

— И все таки прав я! Он не разумен. Он даже плохо ориентируется: стою я или двигаюсь.

— А может ты так стоишь, что это невозможно точно установить..

— ВСЕ! — негромко сказал Одиссей, но таким голосом, что оба спорщика мгновенно умолкли. — Или вы мне сейчас четко и ясно отвечаете на поставленный вопрос или…

Что «или…» Одиссей еще окончательно не решил, но догадывался, что это будет нечто неописуемо неудержимое и трансгалактически катастрофическое, как гравитационный коллапс, например, или желание почесаться.

— Искать облезлого не разумно!

— А мне, — сказал Одиссей, потом подумал и сурово добавил, — и даже очень!

— Это иллюзия! Вот подтверди ему, что это иллюзия!!!

— СТОП! — сказал Одиссей. — Сам ты, как я погляжу, иллюзия. А как Иллюзия может судить об иных Иллюзиях? — и тут же, довольный сам собой и ответил: — Только — иллюзорно! А значит…

— Ничего это не значит… — поспешно выпалил «шовинист». — Ну что же ты молчишь? Подтверди ему!

— А вот я закрою сейчас глаза, а потом открою… и вас не будет вообще! — обрадовано объявил Одиссей и тут же закрыл глаза…

Когда он их открыл, его оппонентов действительно не было, зато прямо у входа в пещеру сидела птичка, размерами не уступающая молодому бегемоту, только в перьях и с крыльями. Птичка задумчиво глядела на Одиссея, по куриному наклонив голову набок.

— Ты чего? — испуганно спросил Одиссей, подумав при этом, что собака это все таки — друг человека, а от такой… птицы, еще не известно чего можно ожидать.

«Решит, что червяк и клюнет… доказывай потом, что ты не верблюд!»

— Мне тут слетать надо, по делу! — хорошо поставленным баритоном объявила птица.

— А я-то чем могу помочь? — осторожно спросил Одиссей.

— Яйцо — постереги! А то эти… теоретики собачьи, решат, что раз хвоста нет, то значит, исторической ценности не представляет, и, как пить дать, — разгрохают!

— Пожалуйста! Если это так необходимо — я с радостью!! — затараторил обрадованный Одиссей, понимая, что при таком развитии сюжета его никто никуда клевать не будет, по крайней мере сейчас.

— Я мигом. А ты — валяй высиживай, чтобы не застыло!

И пока Одиссей обескуражено осмысливал последнее предложение, птица взмыла в посветлевшее предрассветное небо, трепеща несоразмерно крохотными крылышками, компенсируя их величину, интенсивностью трепыхания.