Но теперь? Границы групп размыты, ценность государства сомнительна, разговоры о нерушимости групп настолько смешны, что их почти никто не ведет. В разряд более или менее несомненных ценностей (слово «ценность» следует произносить без особого пафоса: мы говорим о ценности как о мере, как о способности иметь цену) попали мобильность, яркая индивидуальность, разнообразные права личности. Вообще концепт прав личности возвысился над концептом безусловной преданности групповым интересам. Ни одно заметное государство уже не осмеливается призывать умирать за Кибелу-Рею устами своих официальных наймитов. Да, оплачиваемые с черного хода маргинальные урапатриотические мурзилки отчасти делают это за него, но от вельмож вы этого уже почти не услышите, вельможи сегодня тоже говорят о свободах личности. Но свобода личности, друзья, противоречит концепции измены/предательства. Свободный не обязан хранить преданность, а следовательно не может быть и предателем. Это касается не только принятых ранее врожденных преданностей («Родина», семья, обычай), но и преданностей по обещанию. Обещание — всего лишь слова. Странно считать, что оно лишает свободного его свободы.
Предал — это обманул ожидания. Я предал Родину, корпорацию, семью, тебя, его, их, но можно ли меня за это осуждать, ведь я действовал так, как считал нужным? Я работал на свои интересы и свои желания, кто осудит меня за это? Я обманул ожидания? О, у меня были веские причины. Вдумайтесь, вы хотите меня осудить за то, что я соответствовал своим, а не вашим интересам. Своим, а не вашим. Осуждение за предательство — эгоизм слепцов, действующих по принципу «а нас-то за что?». Помните, что, осуждая меня, вы точно так же действуете не в моих интересах, как я действовал не в ваших. Понятно, что вам ваши ближе, ок. Мне же — о, не удивляйтесь, — ближе мои.
Есть известная история одной предательницы. Наверное, слышали о Тоньке-пулеметчице
. Перескажу коротко. Девятнадцатилетняя медсестра во время Второй мировой войны попала в руки к немцам. Ей вручили пулемет и велели расстреливать пленных советских солдат и партизан. Она и расстреливала. После войны вышла замуж, вела тихую спокойную жизнь. Ее нашли аж в 1976 году и казнили. Вопрос — за что? Изменница она была? Ну, наверное. Но ведь, не будь ее, тех пленных все равно расстреляли бы. Она просто работала нажимательницей на спусковой крючок. Убивала, да. Но кто на войне не убивал? Война кончилась. Если бы эта женщина продолжала убивать, ее наказание было бы оправданным — общество в этом случае просто защищалось бы. Но ведь нет, ничего такого не было. Была простая обывательница, которая когда-то совершила предательство. Просто чтобы как-то улучшить свои жизненные условия. Казалось бы, да и ладно! Но нет, государство не может не поддерживать концепт измены, ибо это один из удерживающих его стальных обручей. Прощаешь предпочтение личных интересов преданности интересам твоей группы — подталкиваешь группу к развалу.Хранить верность слову, данному по доброй воле, во многих случаях хорошо, удобно для всех. Но если вдруг перестает быть удобно? Если я перестаю ощущать себя членом той группы, с которой связал себя обещанием? Если обещание начинает мне мешать? Тогда я предам. Изменю. Изменю поведение, сообразуясь с изменившимися условиями. Верность хороша, когда органична. Хранить ее назло себе — глупо и вредно. Жить — значит меняться, а меняться — значит изменять. Мир сегодня меняется столь стремительно, что нормальный современный человек по определению изменник. Он всегда готов изменять и благосклонно принимать измены других.
Да, эмоционально это может быть неприятно. Еще бы. Инстинкты, рефлексы, тысячелетия (напоминаю, тысячелетия — это временно!) тоталитарного супер-эго… Но прогресс в умении понимать друг друга, а следовательно в уходе от силовых методов решения проблем, в стремлении к уменьшению насилия и в увеличении комфортности бытия требует разрушения традиционного семиомифического поля «Предательство». «Он предатель» должно сперва стать нейтральной, неотрицательной характеристикой, а после и вовсе исчезнуть, уступив место безъярлыкой констатации — «Он сделал то-то и то-то».