— И, кстати, именно в этом месте когда-то стояла небольшая часовенка, но её снесли незадолго до начала Первой мировой, — недолго покопавшись в своей феноменальной памяти, выдал Фролушкин.
— То есть всё сходится, отец?
— Похоже…
— За лопаты, друзья мои!
— Не будь горячим, как жидовский борщ. Подними голову… Сейчас хлынет так, что мало не покажется!
— Ну и что?
— Ничего. Просто земляные работы придётся отложить на неопределённое время. Или тебе нравится копаться в земле под проливным дождём?
Словно подтверждая слова профессора, с неба, заволоченного низкими хмурыми тучами, на землю упали первые холодные капли… За ними по куполам и шпилям соседних культовых сооружений звонко ударил крупный град.
Легко одетые кладоискатели, словно по команде свыше, бросились врассыпную. Чтобы вскоре собраться под навесом одного из соседних подсобных помещений.
— Похоже, это надолго, — грустно предположил Василий, наблюдая за тем, как мириады дождинок и крупных градинок с небывалой мощностью бомбят ещё недавно идеально гладкую поверхность пруда — да так, что, в считанные мгновения его уровень поднялся на несколько десятков сантиметров. А то и больше!
— Ничего. Главное, что мы уже у цели, — бодро заверил Фролушкин. — Сорок на шестьдесят — это двадцать четыре метра на юго-запад — и сокровища наши!
— Не ваши — народные, — молниеносно внёс поправочку младший лейтенант Бурмистренко. — К слову, я сегодня же распоряжусь установить в этом месте круглосуточный пост НКВД. Кабы чего не вышло!
— А что? В принципе лишняя осмотрительность не помешает, — здраво рассудил Ярослав, вспоминая козни Пчелова — в том, что им противостоит его бывший сослуживец, он уже ни на миг не сомневался.
Вскоре дождь немного стих. Чтобы через несколько мгновений припустить с новой силой — пуще прежнего.
Но и этого небольшого времени вполне хватило, чтобы наши герои перебрались в чрево костёла Наисвятейшего Божьего Тела.
Василия среди них не было — он умчался в местное отделение НКВД, дабы отдать, как и обещал, указание об учреждении «поста № 1».
На обед Ядвига Мечиславовна предложила щавелёвый суп и жаренный на сале картофель с невероятно вкусными «кручениками», приготовленными из телятины и посыпанными твёрдым сыром домашнего производства, пропущенным через самодельную тёрку.
— А где ваш друг Васька? — приступая к трапезе, поинтересовалась она, вроде бы как между прочим.
— Побёг призывать коллег к всеобщему усилению бдительности! — в который раз явил свой непревзойдённый сарказм профессор Фролушкин.
— Что-то нашли? — подозрительно покосилась на него старушка.
— Нет. Но надеемся.
Как вдруг…
— А вот и я! — бодро донеслось с порога.
Конечно же это был младший лейтенант Бурмистренко. Собственной, так сказать, персоной. Лёгок на помине оказался бесёнок! Довольный, с хитроватой сияющей улыбкой «до ушей» на тщательно выбритой физиономии (когда только успел?) и оригинальной рифленой бутылкой, которую он держал за горлышко в правой руке.
— Вася, что это? — удивился Фёдор Алексеевич, как только заметил яркую разноцветную этикетку, на которой красовался средневековый французский аристократ с шикарной тростью.
— А я откуда знаю? Премировали меня… Так сказать, за обнаружение ценного свидетеля и проявленную при этом осмотрительность.
— О! Оказывается, ты наш человек, Василий Кондратьевич. Воистину — славный малый!
— А то!
— «Ожье»… Самый старый коньячный дом в мире… Где откопал?
— Говорю же: премировали меня. Наши хлопцы сегодня обыскивали дачу какого-то пана, ну и конфисковали у него… в пользу неимущих.
— А этот конфискат нам случайно поперёк горла не встанет? — грустным голосом выразил сомнения Ярослав, встревая в «светскую беседу». — Наживаться на чужом горе — не наша коронка.
— Не порти мне аппетит, сынок… Такая прелесть побочных эффектов априори вызывать не может. А тот, кто в этом сомневается, должен добровольно отказаться от участия в нашем благородном мероприятии.
— Мы так не договаривались!
— Медлить не стоит. Прошу к столу, очаровательная пани Ядвига… Уверяю вас: эта штучка ничуть не хуже уже опробованного «Хенесси»!
— Ох, как я вам доверяю, дорогой пан профессор, как доверяю! Была б моложе годков этак на тридцать, мы б с вами…
— Осторожней, уважаемая… Не будем развращать нашу целомудренную молодёжь.
— Кого? Ваську с Яреком? Им уже не поможет ничего! Тютя — это диагноз на всю жизнь.
— И чем только они вам не нравятся? Вы только взгляните на их юные целомудренные лица…
— Вот-вот. Слишком целомудренные. Для настоящих мужчин — истинных панов — это порок, а не положительная характеристика!
— Интересная у вас философия. Надо бы освоить.
— Что хотите, то и делайте. Но знайте: к женщинам их и близко подпускать нельзя — всё равно толку никакого!
(Молодые люди при этих словах лишь недоумённо переглянулись — вроде бы и повода никакого не давали, чтобы кто-то мог так думать о них, — и вот на тебе, получай по полной программе!)
— Ну что, братцы, пьём? — спросил профессор.
— Да-да! Конечно!
— За ваше драгоценное здоровье, милейшая наша гаспадыня[30]!