Агент вождя

— От меня потребуется какое-то содействие?

— Учитывая вышеизложенное, старайтесь не оставлять его без присмотра. По крайней мере надолго.

— Это уж как получится… Знаете, в последнее время так сложилось, что я практически не волен распоряжаться собственной судьбой.

— Как вас звать?

— Ярослав.

— А по батюшке?

— И… Фёдорович, естественно.

— Понимаю, Ярослав Фёдорович. И чего же такого вы натворили, что господа чекисты круглые сутки вас преследуют по пятам?

— Секрет.

— Раскроете?

— Позже. Завтра мы с Леонтием Михайловичем…

— Простите, с кем?

— С моим личным «телохранителем» — старшим лейтенантом Савицким. В обед нагрянем к вам в гости и обсудим все наболевшие вопросы.

— Да… Кстати… Он не так прост, как кажется на первый взгляд.

— Вы уверены?

— Да… Мы, доктора, наилучшие физиогномисты на всём белом свете…

— О, вы ещё главного среди них не видели! Самый настоящий зверь!

— А фамилия у того страшного животного есть?

— Есть. Цанава.

— Где-то я уже это слыхал…

— Может, по радио? Всё же Лаврентий Фомич — нарком внутренних дел Белорусской Советской Социалистической Республики.

— Точно! Вспомнил… Мой вам совет: держитесь подальше от таких типов!

— Скажите ещё, как это сделать? — грустно улыбнулся Ярослав. — Ведь не я их, они меня не хотят оставлять в покое.

— Печально.

— Вот и я о том же. Поэтому… Просто пожелайте мне удачи, товарищ доктор — и будем надеяться на лучшее!

— Храни вас Господь!

— О! Так даже лучше!

* * *

Плечов тепло распрощался со знаменитым хирургом, торопившимся в свой служебный кабинет, расположенный в конце длинного коридора — у самого входа в лечебницу — справа от дверей, и, жестом наказав Савицкому оставаться на прежнем месте, повторно вошёл в палату — отдельный бокс с одним-единственным пациентом: профессором Фролушкиным.

— Признаюсь, я думал, что ты уже ушёл домой, — грустно вздохнул Фёдор Алексеевич.

— А зря. Сам же учил: каждый человек непременно должен оставаться благодарным. В противном случае он превращается в животное.

— О! Ты, оказывается, запомнил. Значит, не всё ещё потеряно.

— И не просто запомнил, а с тех пор принял твоё учение, как обязательное руководство к действию. На добро неизменно отвечаю только добром. И уже чувствую, как идёт обратная реакция.

— То есть?

— С недавних пор окружающие люди начинают относиться ко мне не с ожесточением, не со злобой, не с плохо скрываемой ненавистью, разъедающей наше справедливое социалистическое общество изнутри, а с приязнью, иногда даже с откровенной симпатией. Откликаются, помогают, содействуют, даже когда я их об этом не прошу. Взять хотя бы Леонтия Михайловича.

— А это ещё кто?

— Человек, которого ко мне приставил Цанава. Как я его в шутку называю — личный телохранитель.

— Теперь понятно.

— Ведь мог же упереться, мол: «Ни шагу из дома! Это не просьба, это приказ!» — а он: «Что не запрещено, то в принципе можно», — и препроводил меня в районную больницу. К вам.

— Может, при этом он преследовал какие-то свои тайные цели?

— Вряд ли.

— А ты проверь.

— Как?

— Никогда бы не подумал, что вы такой узколобый, товарищ аспирант!

— Секундочку. — Яра наконец догадался, что хочет от него Фёдор Алексеевич и, метнувшись к двери бокса, сильно толкнул её вперёд. Да так, что подслушивавший Савицкий отлетел к противоположной стене коридора и больно ударился спиной.

— Я только хотел узнать… — начал оправдываться он.

— А язык тебе зачем Господь дал?

— Виноват…

— Заходи. Садись. Будь как дома.

— Спасибо.

— И запомни навек: у нас с профессором от ЧК никаких секретов нет. И быть не может.

— Понял.

— Более того, — загадочно улыбнулся Фролушкин. — Мы с Ярославом, как никто другой, кровно заинтересованы в том, чтобы наверху знали о каждом нашем шаге, каждом, самом ничтожном телодвижении — причём в подробностях, без перевирания и домыслов. Ибо моё и его будущее напрямик зависит от того, кто и как будет информировать начальство.

— В ваших словах есть смысл.

— Ещё бы. Поэтому ты обязан докладывать наверх правду и только правду. Так и нам поможешь, и душу свою откровенной ложью не запятнаешь.

— Слушаюсь, товарищ профессор.

— Скажи, охрана Несвижского дворца сейчас действительно находится на самом высоком уровне?

— Да. Караул действует строго по Уставу. Через каждые два часа — новая смена. Так что у этого диакона нет даже минимальных шансов вынести что-либо и куда-то погрузить. Тем более такую габаритную вещь, как апостолы.

— Спасибо. Успокоил.

— К тому же весят они немало. Так что без крана врагам точно не обойтись.

— Во как! А мы с Ярой даже не обсуждали такой вариант… Вот что значит — теоретики. Далёкие от реальной жизни люди. Связь с начальником караула кто держит?

— Я. Лично.

— Порядок… Теперь мы можем быть спокойны на все сто, — подвёл черту Фёдор Алексеевич. — А раз так — давайте прощаться.

— До свидания, товарищ профессор!

— До скорой, надеюсь, встречи. Когда вас ждать следующий раз?

— Завтра в обед. Если, конечно, раньше не объявится Цанава и не задействует нас в каком-то срочном мероприятии.

— Будем надеяться на лучшее… Ну, всё, идите быстрее, а то я сейчас расплачусь от собственного бессилия и невозможности что-либо изменить.