Агент вождя

Интонация, которую Цанава вложил в последнюю фразу, не предвещала ничего хорошего, и, по всей видимости, должна была насторожить любого мало-мальски опытного агента, но Ярослав, мысленно уже предвкушавший близкую и долгожданную встречу с горячо любимыми, самыми близкими ему людьми, оставался слишком беспечным и не думал помышлять о грядущих неприятностях.

А напрасно.

Зря!

* * *

Плечов постучал в дверь и почти сразу же услышал звонкий крик, донёсшийся изнутри помещения:

— Папка!!!

Затем — шарканье ног и клацанье замка.

— Яра!

— Оля! Олечка, солнышко, как же я соскучился по тебе, родная!

— А по Шурику?

— Ещё бы!

— Смотри, как терпеливо он ждёт, когда ты наконец соизволишь обратить на него внимание.

— Санька, родной! — Яра подхватил сына на руки и подбросил его, показавшееся лёгким, как пушинка, тельце чуть ли не до самого потолка. — Всё, теперь мы с тобой больше никогда не будем расставаться.

— Никогда-никогда? — хитро блеснул синими глазками мальчишка.

— Ни-ког-да!

— Кушать греть? — опустила их обоих с небес на землю Фигина.

— Да… Нет… Лаврентий Фомич намекал на ещё какое-то неотложное дело. Стоп. Он сказал: «Попрощайся — и назад»…

— Что бы это значило?

— Не знаю.

— Ярчик, любимый, я боюсь…

— Ничего со мной не случится. До самой смерти! А знаешь что?

— Ну…

— Какое-то мясо в доме есть?

— Конечно.

— Заверни мне кусочек. С собой… Так, на всякий случай…

— Хорошо.

— Если не вернусь до завтра — шума поднимать не следует.

— Слушаюсь, — козырнула Ольга, вопреки всем требованиям Уставов приложив руку к непокрытой голове.

— Упаси тебя Боже, сунуться в университет или того хуже — НКВД… Если не появлюсь до пятницы — забирай малыша и дуй в Москву. Ясно?

— Не говори так… Слушай, совсем забыла, а где отец?

— Во второй клинической больнице.

— Что с ним?

— Ранен.

— Тяжело?

— Неслабо. В среду сходишь, проведаешь. Ну, я полетел…

— Погоди, орёл… Поцелуй хоть раз на дорожку!

— Всё… Бегу… А ты запри двери на замок — и никому не открывай. Пока я не вернусь. Мол, никого нет дома — и всё.

— Хорошо…

— Да ещё. Когда будешь в больнице — постарайся встретиться с доктором Лычковским, если он не отбыл назад в Несвиж, конечно.

— Зачем?

— Это друг детства нашего Фёдора Алексеевича, ему можно доверять.

— Теперь поняла…

— И помни: ты у меня одна-единственная. Первая и последняя.

Глава четвёртая. Испытание

— Куда едем? — попытался шутить Плечов, опускаясь на заднее сиденье великолепной наркомовской машины. — Неужели снова в Несвиж? Честно говоря, мне эта дыра уже изрядно надоела.

Однако Лаврентию Второму его юмор почему-то не пришёлся по нраву.

— Тебе там не понравится, — буркнул он сердито, давая понять, что «прения окончены».

— И всё же? Если не секрет, — не отставал Яра.

— На мою дачу. В Степянку[38].

Это мрачное строение в пригородном лесу возле Минска давно стало объектом многочисленных городских легенд-«страшилок».

Обыватели поговаривали, что в его подвалах нашёл свою смерть не один десяток злейших врагов «белорусского народа», а также… несколько местных красавиц, утехами которых периодически пользовался любвеобильный нарком.

Так это или нет — никто точно не знал.

«Может быть, именно мне наконец посчастливится разгадать тайну и поставить точку в этом вопросе?» — кисло улыбнулся Ярослав, через запотевшее стекло вглядываясь в очертания симпатичного двухэтажного особняка с колоннами и оригинальным балкончиком. Здание выглядывало из-за стволов высоченных корабельных сосен и растущего перед ними колючего кустарника, насаженного трудолюбивыми дачниками из НКВД вдоль быстрого и холодного ручья, через который они совсем недавно перекинули деревянный пешеходный мостик…

* * *

Прошло всего трое суток, а Яра уже окончательно утратил счёт не только часам, но и дням.

Да что дням!

Если честно, Плечов даже не мог сказать точно, какой сейчас на календаре месяц, хотя октябрь только-только полноценно вступил в свои права и, по логике, не собирался подходить к концу.

Утро начиналось с того, что его, связанного по рукам и ногам, цепляли за крюк, приклёпанный к тросу, продетому в кольцо, торчащее в потолке огромного зала на втором этаже наркомовской дачи, и, подвесив вместо «груши», начинали методично избивать…

Кто?

Сначала один, похожий на шимпанзе земляк Цанавы, в отсутствие наркома считавшийся на даче главным: сутулый, широкоплечий, с волосатой грудью и простоватым, не обезображенным интеллектом лицом, на котором выделялись огромный нос, покрытый какими-то ужасными гнойниками, и впалые беспросветные глаза.

Звали его Акакием. Что в переводе с греческого языка означает — незлобивый.

По идее владелец такого имени должен был отличаться фантастическим дружелюбием, да не тут-то было!

Ярослав впервые на своём жизненном пути встретил человека, которому возможность издеваться над себе подобными доставляла столько удовольствия.

Обычно равнодушные (чтобы не сказать — безучастные) очи Акакия начинали сиять, жирные губы растягивались до неприличия в счастливой улыбке, обнажая полный рот с двумя рядами огромных клыков, готовых впиться в горло очередной жертве.