Агент вождя

— Все, какие только есть на белом свете: и торцевые, и накидные, и гаечные, и трубные…

— Вот в каком смысле!

— Ну да, он ведь сантехник… А матершинник, прости меня Господи! Из однокоренных матов может целое предложение составить. А порой — и не одно.

— Это как?

— Ну, например: на фига до фига нафигачила; выфигачивай на фиг!

— Сам придумал?

— Нет. От него слышал. Когда под видом участкового приезжал на семейные разборы. Так он крыл свою Ефимовну за то, что набросала целое ведро мусора. С верхом.

— Круто. А я с ним Оленьку свою оставил! Притопи, братец, педаль газа, а то сердце из груди выскакивает от таких, прямо скажем, не самых приятных новостей.

— Ладогина однажды, кстати, даже пыталась его прописать, но не вышло.

— Ваша работа?

— А то чья?

— Алексей Иванович, дорогой, очень тебя прошу: употреби всё своё влияние, но жильё у этой сучки — отбери.

— Хорошо. Небольшой срок за хулиганство моментально остудит их головы. А квартира вернётся туда, откуда её распределили по ордеру. И в знак уважения к профессору будет пожалована его ближайшему сподвижнику — товарищу Плечову. Я сам выйду с таким ходатайством к соответствующим органам.

— Вы необыкновенно щедры, товарищ капитан.

— Знай наших, Яра!

* * *

У входа в подъезд, в котором располагалась квартира профессора Фролушкина, на чемодане сидела Ольга. В её при любой погоде восторженных глазах застыли слёзы. На руках нервно вздрагивал Шурик — то ли от обиды, то ли от холода — у него не было тёплой верхней одежды, и заботливая мать закутала сынишку в свой пуховый платок.

И только юродивому всё было нипочём — с неизменной лукавой улыбкой на счастливом простодушном лице, он ловил окрепшие снежинки.

Плечов чуть ли не на ходу выскочил из притормаживающей машины и распахнул заднюю дверцу:

— Садитесь быстрее! Здесь, в салоне, — тепло.

Фигина передала ему ребёнка и, забравшись с ногами на заднее сиденье, требовательно протянула руки, мол, давай сюда наше чадо, в то время как Павлик, видимо, давно мечтавший хотя бы посидеть рядом с водителем чудо-техники, недолго думая, оккупировал переднее пассажирское место и теперь с довольным видом крутил вправо-влево осиротевшую баранку.

Где Алексей — в тот момент не мог сказать никто из них. В том числе и Яра.

Сначала он лишь недоумённо крутил головой, пытаясь понять, куда девался его товарищ и непосредственный начальник, но вскоре всё понял и влетел в подъезд и в мгновение ока очутился возле настежь распахнутой двери.

Как оказалось — вовремя.

Степанов как раз занёс огромный разводной ключ над головой стоявшему к нему спиной Копытцева (тот что-то выяснял у бывшей сожительницы профессора), в котором хулиган, видимо, признал уже однажды призывавшего его к порядку «участкового». Плечов с разгону врезался в разбушевавшегося сантехника.

Завизжала Ладогина, бросаясь в ванную, чтобы намочить полотенце и уже спустя мгновение приложить его к Стёпиному лбу, на котором красовалась огромная шишка, вызванная соприкосновением с всё тем же любимым инструментом, который слесарь до сих пор не выпустил из своих мозолистых рук.

— Телефон в этом доме есть? — спросил Алексей Иванович, даже не посмотрев на поверженного громилу.

— В комнате, в левом углу на тумбочке.

Через мгновение до ушей всех участников конфликта донёсся звонкий командный голос:

— Капитан Копытцев. Из квартиры Фролушкина. Подайте «воронок». Быстро.

Услышав эти слова, Наталья Ефимовна плюхнулась на колени перед Плечовым:

— Не губи нас, родной! Пожалей!

— А вы мою супругу жалели? — зло выдохнул Ярослав. — Когда вместе с маленьким сынишкой на мороз её выгоняли, а?

— Извини, бес попутал…

— А Фёдора Алексеевича? Он вам душу готов был отдать, а вы… Всё! Доигрались. Теперь вместе пойдёте по этапу. Но в разные колонии.

— Пожалей, сынок, не губи нас…

— Могу только чуть-чуть облегчить ваши страдания. Если выдадите одну вещицу, которая раньше стояла на пианино. Когда здесь жил профессор.

— Так я её давно выкинула в мусорник…

— Всё. Двадцать лет строгого режима! И пять — поражения в правах.

— Погодь, родной… Кажись, она в чулане! Поискать можно?

— Ищите!

Демонстрируя юношеский задор и молодецкую прыть, Наталья Ефимовна, недолго покопавшись в груде старого белья, неряшливо сваленного в углу, вынырнула на свет божий, прижимая к груди спасительную деревянную шкатулку.

В это время с улицы донёсся звук тормозов, и сразу за сим в квартиру ворвались несколько коллег Степанова. Нет, не сантехника — литературного героя Сергея Михалкова.

Чтобы очистить помещение от «хулиганского элемента», понадобилось всего несколько секунд.

Алексей препроводил всех до машины с зарешеченными окошками, и, убедившись, что фигуранты дела никуда уже никуда не денутся из спецкузова, вернул Ярину родню, доселе с опаской наблюдавшую за «спецоперацией», в профессорские апартаменты.

Забегая вперёд, скажу, что слово своё Копытцев, как всегда, сдержал, и профессорская квартира вскоре перешла в законное пользование семьи Плечовых.

А их обидчики вернулись в Москву только после долгих лет вскоре грянувшей войны.

Да и то без права на жильё.

* * *

Неделя пролетела, как один день.