Свой первый доклад с дезинформацией о месте и времени бомбардировки, а также нанесенных ею разрушениях Чапмен отправил 1 июля. В течение месяца он постоянно поставлял немцам сфальсифицированные данные. Информацию требовалось тщательно координировать; задействованные двойные агенты — в основном Зигзаг и Гарбо — «должны были докладывать о реальных бомбардировках на северо-западе Лондона, указывая в качестве времени происшествия реальное время бомбардировок юго-восточного Лондона. Если удастся сделать это аккуратно, возможно, немцы решат, что ракеты, падающие на самом деле на юго-востоке города, упали на северо-западе, и в дальнейшем будут целиться именно туда». Немцев требовалось убедить, что они постоянно целятся слишком далеко. По словам доктора Реджинальда Джонса, блестящего физика, привлеченного к работе в разведке ВВС, «мы можем сообщать точные места взрывов бомб, которые залетают дальше обычного, однако называя при этом время взрыва бомб, упавших ближе других». Таким образом, корректируя огонь, немцы «снизят дальность полета бомб». Скомпонованную таким образом дезинформацию следовало тщательно проверить перед тем, как Зигзаг передаст ее по рации немцам. На все это требовалось время. «Разумеется, наши получатели не поймут, почему сообщения всегда поступают со значительной задержкой», — писал один из сотрудников, работавших с Чапменом. Шла игра гигантских масштабов. Узнай немцы правду о Чапмене, — и вместо того, чтобы принимать его доклады за чистую монету, они увидели бы настоящий смысл этих сообщений, содержащих версию, противоположную истине. Значит, они не сократили бы дальность полета ракет, а, напротив, увеличили бы ее. И тогда Зигзаг неизбежно стал бы их надежным корректировщиком.
Чтобы придать сообщениям Чапмена большую достоверность, было сделано несколько снимков разрушений, причиненных ракетами, которые Чапмен мог отправить немцам через Лиссабон. Однако разведка ВВС наложила вето на этот шаг: «К сожалению, мы не можем одобрить отправку этих фотографий, поскольку они представляют значительную ценность для врага. Те же снимки, которые не представляют интереса для противника, и для репутации Зигзага также окажутся бесполезными». Это была дилемма, постоянно возникавшая в работе с двойными агентами: информация, отправляемая ими, должна казаться точной, но при этом не причинять вреда.
Чапмену было приказано сообщать ежедневные сводки погоды с барометрическими показателями. МИ-5 запросила «Комитет „Двадцать“»: можно ли сообщать эту информацию без ущерба для безопасности? У Чапмена было более чем достаточно денег для покупки барометра, и не было никаких причин, которыми он мог бы объяснить своему немецкому начальству отсутствие этой информации. Руководство с неохотой согласилось: Чапмен мог посылать показания барометра, однако «с небольшими погрешностями».
Радиограммы Зигзага, содержащие дезинформацию, сохранились лишь в отрывках. МИ-5 тщательно уничтожала все сообщения, понимая, что может случиться, если жители южного Лондона узнают: их принесли в жертву, чтобы защитить центральные районы города. Немецкая разведка в Осло получала радиограммы Чапмена каждое утро, и к вечеру их передавали в Париж. Поначалу связь была крайне ненадежной и постоянно прерывалась, однако, стоило Эдди разразиться по этому поводу в эфире потоком грубой брани, все тут же исправилось. «Исходящие радиограммы, помимо жалоб на плохую связь, практически полностью состояли из докладов о времени и месте падения летающих бомб, а также о причиненном ими ущербе», — сообщал сотрудник, работавший с Чапменом. «Наиболее секретные источники» не находили ни единого намека на то, что к информации, поступающей от Чапмена, немцы относятся с подозрением. Его английские шефы были довольны: «Зигзаг оказался незаменимым каналом передачи данных в рамках схемы дезинформации об эффекте летающих бомб».
До сих пор не существует единого мнения о том, успешной ли была эта схема. В конечном итоге немцы так и не скорректировали дальность полета ракет, и они так и падали, не долетая до цели, в пригородах Лондона и сельской местности, убивая и разрушая, но в гораздо меньших масштабах, нежели ожидалось. Чапмен, как писал Джон Мастерман, «сохранил доверие немцев». Сам Мастерман знал, каково это — попасть под бомбежку. Он лежал без сна, в одиночестве, на полу парикмахерского салона «Реформ-клуба», прислушиваясь к жужжанию «муравьиных львов» над головой и гадая в наступающей тишине, не станет ли он жертвой следующего. «Я был напуган не меньше любого, попавшего под бомбежку», — признавался он. Однако полный хаос, предсказанный нацистской пропагандой, так и не наступил. Собор Святого Павла, «Реформ-клуб» и сам Мастерман пережили атаки летающих бомб и были в какой-то мере обязаны своим спасением двойному агенту, отстукивающему морзянкой дезинформацию на немецком передатчике.
Мастерман торжествовал: «Дезинформация о летающих бомбах была настоящим триумфом… спасшим многие тысячи жизней».