— Зато будет честно. Как сказал один волколак, — кто сильнее, тот и прав. Я выясню, кто именно виновен в смерти волколаков, и отомщу за Вукулу! И будь уверена, Сигард тоже не уйдёт от меня! Я вытрясу из старпёра чёртово слово, которое снимет гипноз с твоей мамы!
Забава вдруг тепло улыбнулась, и глаза её влажно заблестели.
— Не нужно, — смущённо проговорила она и виновато покосилась на меня: — Может, я не права… но мама стала такой спокойной. Я пристроила её в обычный дом престарелых. Она теперь не бегает голышом и не пугает людей… Только не говори, что осуждаешь меня.
— Я молчу, — хмыкнула я, стащила со спины рюкзак и сунула в руки русалки. — Спрячь это как можно надёжнее и затаись на время, не откликайся даже на мои звонки. Ровно через сутки на этом же месте мы встретимся и…
— А что если не встретимся? — настороженно перебила Забава. — Что мне делать тогда?
— Отдай сумку Вукуле, — нехотя проговорила я. — Там сосуды и копия списка. Волколак обещал мне, что выполнит одну мою просьбу… Скажи, что я просила освободить Генриха. А уж инститор найдёт способ вытащить затем и меня.
Забава судорожно сжала рюкзак, и нос её забавно сморщился.
— Так иди к Вукуле! — воскликнула она. — Попроси его сама! И не нужно так рисковать ради инститора…
Я покачала головой.
— Это вовсе не ради инститора! — возразила я. Посмотрела в полные недоверия глаза русалки и тяжело вздохнула: — Попробую объяснить… Вот ты рада, что твоя мама больше не доставляет хлопот. Пойми, я не осуждаю, а рассуждаю. Можно ли всю жизнь прожить под гипнозом? Как ты думаешь, что она чувствует? А вот мне и думать не надо, поскольку меня с детства подавляли, чтобы я не доставляла хлопот. Вроде, и жила, но жёсткие рамки страха, боли и смутных ощущений, что я живу не своей жизнью, сдерживали меня лучше самых страшных подземелий. Мне очень нужно узнать… как будто услышать волшебное слово, которое вернёт меня к себе истинной! Знаешь, я недавно впервые увидела себя в зеркале, наконец-то поняла, как выгляжу и теперь я хочу большего! Даже если это разрушит чей-то комфорт. Не говори, что осуждаешь меня.
— Молчу, — мрачно усмехнулась Забава, и брови её сошлись на переносице.
Я порывисто обняла задумчивую подругу и, хлопнув её по спине на прощание, быстро направилась к центру. Скоро Комитет откроет двери, а Генрих признается в том, чего не совершал.
Светлые стены поблёскивали в лучах утреннего солнышка, распахнутые настежь окна давали волю сквознякам, и по помещениям витали ароматы кофе и свежевыпеченного хлеба, которые приносил ветерок из расположенного неподалёку кафе. Мимо меня торопливо шли люди в строгих одеждах, и по лицам их скользили полосы света, а в очках плясали солнечные зайчики. На меня внимания никто не обращал. Я поймала рукав пожилого мужчины, и тот тревожно обернулся.
— Простите, — быстро проговорила я. — Подскажите, где…
Но он резко вырвал руку и исчез среди таких же занятых людей. Я растерянно огляделась, понятия не имея, как найти то самое помещение, где состоится собрание Комитета, как вдруг боковым зрением заметила нечто, ярко выделяющееся из серо-чёрной массы. Это мелькнули красные одежды, я бросилась в ту сторону и торопливо взбежала по лестнице. Впереди, в нескольких метрах от меня, быстро шла пожилая дама в жутком алом платье, похожем на то, в которое нарядила меня Аноли. Хранительница проскользнула в широкие двери, и я, чтобы не упустить её из виду, бесцеремонно расталкивая служащих, бросилась следом.
Двери захлопнулись, отрезав шум суеты, а длинный коридор, в который я попала, показался мне смутно знакомым. Не через него ли я проходила в прошлый раз, когда обращалась в Комитет за лицензией? А вдруг хранительница направляется вовсе не на заседание Комитета? Я остановилась и растерянно огляделась, а когда обернулась, незнакомки уже и след простыл. Сердце моё забилось, взгляд заскользил по закрытым дверям. Что же делать? Я неуверенно потянула на себя ручку ближайшей двери, но та оказалась заперта. Следующая тоже, а вот третья поддалась, и я осторожно заглянула внутрь да так и застыла на месте.
Генрих сидел на стуле, спина его была неестественно прямой, а немигающий взгляд упирался в голую стену абсолютно пустого помещения. Я, отбросив всякую осторожность, бросилась к инститору и потрясла его за руку.
— Генрих, очнись!
Рука охотника выскользнула из моих пальцев и тяжело повисла вдоль тела. Генрих продолжал безучастно смотреть перед собой, а я отступила и оперлась спиной о стену.
— Вот смысл быть такой страшной и ужасной даймонией, что бы это ни значило, если не можешь даже простой гипноз снять? — бессильно простонала я. — Может, попробовать забрать воспоминания? Но я не знаю, когда именно Сигард загипнотизировал тебя!