Агентурная кличка – Лунь (сборник)

К весне 1960 года брак Луня с Беллой фактически распался. Исчезло связующее звено – ребенок, сын Серега. С поступлением в Суворовское училище он практически ушел от них. Всю заботу о нем взяло на себя государство. Белка сделала доброе дело – дала им обоим и советское гражданство, и свою – русскую – фамилию. О будущем парня можно было не тревожиться. Отныне оно пойдет по накатанным рельсам: Суворовское училище, затем высшее военное, служба…

Как и все браки по расчету, их союз существовал, пока действовали взаимовыгодные интересы. Но Белке весьма не понравилось жить в Штюрицзее под негласным надзором штази. Да и сами немцы после стольких лет войны и антигерманской пропаганды ей весьма претили. Жизнь в Германии, пусть даже и в ГДР, она считала изменой Родине. Года заграничной жизни ей вполне хватило, чтобы возлюбить Москву пуще прежнего: пусть витрины не блещут товарами, зато все свое, родное, знакомое с детства. Она снова вернулась в магазин готового женского платья. Лунь же в Москве найти себе дела не смог. Пытался заниматься переводами в одном техническом журнале. Но гонорары платили смешные. Работал над статьей-рефератом о швейцарско-немецких художниках-символистах, расширив ее до связей с российскими символистами. Увы, ни жену, ни издателей эта тема не заинтересовала. Кто-то посоветовал ему написать диссертацию. Но на кафедре искусствоведения исторического факультета МГУ от столь скользкой темы сразу же открестились: «Мы изучаем в первую очередь искусство социалистического реализма». На том и расстались.

К тому времени Белка без обиняков заявила ему, что в ее жизни появился новый мужчина и она хочет попытать счастья с ним. Так в ведьминскую Вальпургиеву ночь – с 30 апреля на 1 мая – Лунь оказался совершенно один. Собрав в небольшой чемодан свои вещи и книги, он отправился на перепутье трех дорог, на площадь трех вокзалов. Там выбрал себе Ярославский вокзал и купил билет до Загорска. В Загорске действовала великая святыня, на которую не смог поднять руку и яростный гонитель церкви Никита Хрущев, – Троице-Сергиева лавра. При лавре был мужской монастырь. Вот там-то и вознамерился Лунь провести свои последние годы. Однако стать монахом оказалось не так-то просто. Дежурный по духовной академии священник принял Луня доброжелательно и объяснил, что штат монастыря полностью заполнен и лишних мест пока не предвидится.

– Штат? – удивился Лунь. – Разве в монастырях есть штаты?

– Ну, штатов как таковых нет, но есть разнарядка, спущенная Комитетом по делам религий. Мы не имеем права принимать в монашеское общежитие более сорока человек. К тому же перед постригом вам надо пройти годичное послушание, чтобы окончательно утвердиться в своем выборе. Можете остаться у нас в качестве послушника или скорее всего трудника. Возможно, по естественной убыли и откроется новое место. Тогда послушники зачисляются в первую очередь. Но не буду сеять напрасные иллюзии. Послушников у нас на годы вперед.

Лунь сник. Батюшка это заметил и решил хоть как-то подбодрить его:

– Поезжайте в Псково-Печерскую лавру. Может, у них вам повезет. И помолитесь прежде своему ангелу-хранителю.

В тот же день вечерним поездом Лунь уехал в Псков. Потом еще полдня добирался до Печер на автобусе. Из зеленой лощинки, заросшей вековыми древами, вздымались золоченые купола и белые звонницы лавры. И здесь соискателя монашеского подвига приняли душевно: сначала накормили в трапезной вместе с послушниками и трудниками, а затем разместили в келье паломнического приюта. Келья была размером с купе: две солдатские койки, столик между ними и иконы по всем стенам. На спинке единственного стула висел пиджак с тремя рядами орденских планок. Лунь провел по ним глазами: орден Отечественный войны, две Красных Звезды, медали «За отвагу», «За взятие Кёнигсберга», «За победу над Германией»… Неплохо повоевал хозяин пиджака! А вскоре появился и он сам: высокий, худой, с черной, с проседью, бородой, облаченный в старый подрясник.

– Отец Серафим! – протянул он руку.

Лунь тоже представился, невольно пряча глаза от пронзающего взгляда монаха.

– Откуда родом?

– Из казаков хоперских.

– Слыхал про таких. А мы – псковские, пыталовские. Потому и пытаем всех – кто, чего, как!

– Смотрю, у вас «иконостас» солидный, – кивнул Лунь на орденские планки нового знакомца.

– Всю войну прошел – от рядового до капитана. Под Кёнигсбергом командовал саперной ротой. А так три года минометчиком воевал, комбатом был минометным. Ну а ты на каких фронтах «ура» кричал?

– «Ура» кричал под Сморгонью…

– Где такая, почему не знаю?

– Это полсотни верст южнее Вильно. В Первую мировую еще. А так, в разведке служил. «Ура» не кричал, но дело делал.

– Понятно. Ну а в лавру почто пожаловал?

– Постриг хочу принять.

Серафим невесело засмеялся: