Тот, кто вышел к ним из темноты, горбился, как и большинство мужчин-нэдзуми, из-за чего казался гораздо ниже, чем был на самом деле. Черный с проседью мех покрывал все его тело, за исключением розового чешуйчатого хвоста, когтистых лап и кончика подергивающегося носа. С его морды свисали пышные усы, а в черных, как ночь, глазах отражались сполохи огня. Он носил пластинчатый доспех из кожи саламандры и коническую шляпу с широкими полями. Нагината, которую он держал в руках, в длину была больше его роста и имела широкое зазубренное лезвие.
Бэлтрис попыталась призвать себе на помощь какое-нибудь существо, но мир внезапно закружился вокруг нее, и она от всей души пожалела, что потратила столько сил на предыдущее заклинание.
– Я – Костяной Зуб, – продолжил крысочеловек, медленно подходя к ним. – Сын Болотного Ока, дочери Лунной Руки Третьей. Я – вождь клана Нэдзуми-Кацуро, и таковыми были мои отцы и матери до десятого колена.
Он остановился над поверженной Бэлтрис и приставил к ее шее лезвие нагинаты. От нажима кожа слегка разошлась, и из пореза потекла кровь. Бэлтрис замерла, надеясь отсрочить настоящий удар, чтобы успеть собраться с силами.
– Вы вступили в заговор против меня с моим никчемным сыном, чье имя будет предано забвению вместе с ним. Он, вероятно, лгал вам, как и мне, как и многим другим. Поэтому, хоть я и знал, что вы явитесь убить меня, я готов был отпустить вас с миром. И что же? – его скрюченный палец с длинным когтем дрожал от ярости, когда он указал им на пламя, видневшееся сквозь дверной проем. – Вы пришли убить одного, но погибли многие! За столь жестокое преступление против Нэдзуми-Кацуро вам не будет пощады!
Нагината поднялась. На ее лезвии блестела капля крови Бэлтрис.
А затем она замерла. Тянулись мгновения, а Бэлтрис могла только ждать, глядя на своего палача. Почему же он медлит?
Только сейчас она заметила, как дрожат руки крысиного вождя. Повернувшись, Бэлтрис увидела стоящего в дверях Джейса. Тот вытянул руку в сторону Костяного Зуба и сжал пальцы, но не в кулак, а словно схватил ими нечто невидимое. На лбу мага выступил пот, и Бэлтрис поняла, что он вызван вовсе не ее пожаром.
Теззерет был прав. Джейс нащупал разум сегуна, сущность, не связанную с внешним миром. Он чувствовал, – он знал, – что при желании может остановить его мысли, поменять их порядок, забрать с собой, перестроить или разрушить. Он знал, что сила, обещанная Теззеретом, уже почти у него в руках.
Но это открытие не принесло ему радости. Джейс чувствовал себя настолько грязным, что воды тысячи рек не смогли бы смыть с него эту скверну. К горлу вновь подступила тошнота. В своей голове Джейс слышал безмолвные крики вождя, молящего о свободе. Он мог поклясться, что ощущал под пальцами судороги мозга нэдзуми, который бился и дергался, силясь вырваться из его хватки.
И несколько раз он почти сделал это, почти сбросил оцепенение, насланное Джейсом, – но не потому, что сегун был сильнее, а потому, что Джейс сам отчаянно
И это не говоря уже о том, что Джейс охотно бы посмотрел, как Бэлтрис нашинкуют на мелкие кусочки и разбросают их по хижине. Но отчего-то ему казалось, что Теззерет этого не оценит.
Как бы противно ему ни было, он мог бы и дальше держать разум сегуна, заставить его вывести их из деревни, взять его в заложники, и тем самым вынудить племя пойти на усупки. Но это требовало слишком большого внимания, слишком сильной концентрации. Если бы крысы все же напали на них, или если бы шаман сотворил какое-нибудь смертоносное заклинание, Джейс оказался бы бессилен, а на Бэлтрис в ее состоянии рассчитывать не приходилось. Он мог бы отпустить Костяного Зуба, но как тогда не дать ему убить Бэлтрис или отправить за ними в погоню целую деревню?
Будь у Джейса больше времени на то, чтобы поразмыслить обо всем и понять, что именно он собирается сделать, он бы ни за что на это не решился. Но когда к нему пришло ясное осознание, что других вариантов действительно не осталось, он уже начал действовать.
Усилив нажим на разум Костяного Зуба, Джейс скомандовал сегуну, который уже перестал двигаться, заодно и перестать дышать. Глаза крысочеловека на миг расширились, все его тело содрогнулось, и он замертво рухнул на пол хижины.
Сохраняя свой разум почти таким же пустым, как у мертвеца, Джейс опустился на колени возле Бэлтрис, которая смотрела на него с непонимающим и, по какой-то совершенно непостижимой причине, слегка враждебным выражением.
– Ты можешь ходить? – спросил Джейс, сделав на последнем слове такое ударение, что Бэлтрис сразу поняла – речь идет не о спуске по лестнице.
– Я не…, – шум в ее голове утих, но отнюдь не пропал, – я не думаю, что…