Но невозможное для человека возможно для благодати Божией. О прп. Льве Оптинском и его наставниках, старцах Феодоре и Клеопе, жизнеописатель рассказывает, что в период их пребывания на Валааме даже подвижники высокой духовной жизни «недоумевали, как эти старцы проводили целые дни в многолюдстве, беседуя с приходившими к ним ради советов духовных, и пребывали несмущенными». Однажды насельник скита обратился к схимонаху Феодору с вопросом: «Батюшка! Я блазнюсь на вас, – как это вы по целым дням пребываете в молве и беседах со внешними (с мирскими посетителями)? – Экой ты, братец, чудак! – ответил старец, – да я из любви к ближнему два дня пробеседую с ним на пользу душевную и пребуду несмущенным»[487]
. Подтверждение и объяснение этих слов можно найти у прп. Иоанна Лествичника: «Должно остерегаться, чтобы собранного в пристанище не расточить в бурном море… Поистине велик подвиг благодушно и мужественно терпеть зной, и тишину, и томление безмолвия… Несравненно же большее дело – не бояться молв, но среди шума их сохранять небоязненное и неподвижное сердце, пребывая внешне с людьми, внутренне же с Богом»[488]. Жизнеописатель прп. Льва дополняет: «Впрочем, сей меры возраста духовного достигают немногие и непросто, а получают ее как воздаяние, за многие труды, наипаче же за смирение. И тогда-то, будучи промыслительно вызваны на подвиг служения ближним, могут приносить им великую духовную пользу, сами не вредясь нисколько от сообращения с другими. Таковы и были приснопамятные старцы о. Феодор и о. Леонид, – присовокупим к сему – и преемники о. Леонида, Оптинские старцы о. Макарий и о. Амвросий»[489].Как видим, подвиг старчества очень труден и посилен далеко не каждому подвижнику. Вести по пути духовного делания может лишь тот, кто сам прошел успешно этот путь. Даже подвижник, получивший без особых усилий благодатные дары за чистоту душевную, сохраненную им с детства, может не обладать способностью руководить другими: он опытно не знает зла, не прошел путем борьбы со страстями, а потому не видит зла и в других. Бывали случаи, когда такие старцы, будучи сами святы, вредили своим ученикам и даже вводили их в прелесть[490]
. Поэтому свт. Василий Великий в правилах для монашествующих пишет: «Хотя наказание есть врачевание души; однако же не всякому позволительно наказывать, как и врачевать, а только кому дозволит настоятель, по долгом его испытании»[491].Итак, старчество – это особое служение, с древности существовавшее в христианской Церкви. На это служение вступают по призванию, после длительных аскетических подвигов. Старческое окормление распространяется не только на иноков, но и на мирян. Для своего служения старец наделяется дарами Святого Духа: рассудительностью и различением духов, прозорливостью, даром утешения. Учение старца – не его собственное, он всегда учит в духе Евангелия и «от отцов». Неотъемлемые черты истинного старца – искренняя христианская любовь к чадам, смирение, способность сострадать и утешать в скорби.
4.3. Обзор истории подвига преподобных[492]
4.3.1. Подвиг преподобных в различных регионах мира. Возникновение подвига преподобных
Преподобные (лат. sanctus)
– это святые, подвиг которых заключался в монашеском подвижничестве[493].Восприятие аскетики как пути к достижению совершенства и истинной мудрости существовало и до появления христианства. Например, Эпикур († 270 до Р.Х.) призывал довольствоваться только необходимым, умерять свою плоть, победить страсти, чтобы получать истинное удовольствие от жизни. В представлении стоиков (IV–III вв. до Р.Х.) мудрец – это человек, полностью избавившийся от страстей[494]
. У иудеев существовало назорейство, в котором тоже можно увидеть некий прообраз монашества.Образцами этого подвига в Евангелии служат Матерь Божия, св. Иоанн Креститель, апостол Иоанн Богослов, св. Анна Пророчица,
Аскетическое подвижничество, пустынножительство и иные формы отвержения общепринятого жизненного уклада начали развиваться в эпоху гонений. Уже тогда «не все, предававшиеся аскетическим подвигам, жили в миру; некоторые из них, избегая соблазнов мира и гонений язычников, или же просто чувствуя склонность к созерцательной жизни, удалялись от мирского шума и подвизались в уединении, невдалеке от места своей родины. Здесь они могли свободно предаваться созерцательной жизни и богомыслию»[495]
.