Агиология

К благодатным дарам старчества относится также дар утешения и сострадания. О преподобном Паисии (Величковском) жизнеописатель свидетельствует: «Таковое же дарование име, яко и самаго унылаго словесы воздвигнута к ревности можаше, и печальнаго утешити… и не отхождаше от него неисцелен никтоже». «И егда кий либо брат скорбен внидет в келию старцеву, то он… сам начинаше беседу к нему… и сладчайшими и утешительными словесы своими отвождаше ум его от скорби… и утешаше… сего толико, яко укорити ему себя и скорбь свою, ея же ради прииде, от радости духовныя словес его… и видев душу свою мира и радости духовныя исполнену… радуяся отхождаше, благодаря Бога… Призывает брата, не да укорит, или поносит, не да запретит, но да утешит его, и умиротворит сердцем и душею»[475]. Подобное рассказывали о прп. Амвросии Оптинском: «Батюшка с тебя скорбь-то, как шубу, снимает»[476]. Замечательные образцы искреннего сострадания к скорбящим встречаются в письмах прп. Макария Оптинского: «Ваши скорби и болезни… и нам больны»[477]. «Письма ваши вчера прочитал, и уже, как всегда случается, после сего ночь не спал». «Я… за других очень скорблю, получая письма скорбные, и не могу им помочь»[478].

При исследовании старческого служения иногда возникает вопрос о том, каким образом старцы могли совмещать в себе внутреннюю молитву, требующую внимания и отсечения всех помыслов, и постоянное общение с людьми, сопровождаемое сильным воздействием их греховности.

Действительно, для неопытного наставника духовное окормление других может быть душевредным. Особенно опасно для неискусного старца принятие откровения помыслов. Предостережения об опасностях и трудностях принятия помыслов неоднократно встречаются в святоотеческих писаниях[479]. Так, прп. Нил Синайский сравнивает принимающего исповедь с умывальницей: «Если будем соделывать чистыми деяния приходящих, то, конечно, необходимо и самому ему стать причастным некоторой нечистоты. Так и умывальница, очищая руки умывающего их, сама принимает в себя нечистоту его. И тому, кто рассуждает о страстях и в других истребляет подобные скверны, невозможно миновать того, чтобы не оскверниться; потому что самое памятование обыкновенно оскверняет мысль говорящего. И хотя не живыми красками напечатлевает образы срамного, однакоже надолго сквернит ум»[480]. Трудность и опасность принятия исповеди отмечает прп. Ефрем Сирин. Много «благоразумия и опытности требуется тому, кто вознамерился очистить скверну помыслов» другого. Слушающему предстоит двойная брань: «Во-первых, от того, что душа развращается воспоминанием слышанного, во-вторых, от того, что встретишь противление во вверившемся (духовном сыне), если мужественная душа не низложит страстей». Ибо «такой человек (духовный сын), когда по нерадению впадет снова в те же страсти, как на врага смотрит на избранного в наставники». Поэтому прп. Ефрем убеждает: «Если еще не сильно распален ты Духом Святым, то не желай выслушивать чужие помыслы»[481].

Не только принятие помыслов, но и само пребывание на людях, в постоянных разговорах («в молве»), может повредить душевному устроению наставника. В письмах святых старцев можно встретить свидетельства о том, как тяжело дается им духовное окормление множества людей. Например, прп. Амвросий Оптинский писал: «Постоянно нахожусь на людском соборе и сборе и чужих дел на разборе… Видно, и меня, как неспособного к уединению, судьба исключила и вринула в молву людскую»[482]. «Старость, слабость, безсилие, многозаботливость и многозабвение, и многие безполезные толки не дают мне и опомниться. Один толкует, что у него слабы голова и ноги, другой жалуется, что у него скорби многи; а иной объясняет, что он находится в постоянной тревоге. А ты все это слушай, да еще ответ давай; а молчанием не отделаешься, – обижаются и оскорбляются»[483]. «Народ меня осаждает и не дает опомниться»[484]. «Не принимать нельзя, а всех принимать нет возможности, и сил недостает»[485]. Жизнеописатель свидетельствует: «Хотя и писал так смиренный старец о своем скорбном положении, однако понуждался по возможности принимать всех»[486].