Агнесса из Сорренто

Когда все было готово, уже настала полночь. Серебристые отблески луны играли между ветвями остролиста на аллеях и превращали струю большого фонтана в колеблющийся столп, словно сотканный из некоего облачного вещества, когда принцесса вывела свою племянницу на веранду. Их уже поджидали две небольшие смирные, но бойкие лошадки из конюшен принцессы, и Агостино посадил их в седло.

– Ничего не бойтесь, синьора, – сказал он, заметив, как дрожат руки пожилой аристократки. – Через несколько часов мы будем в полной безопасности, а я никуда не отлучусь от вас.

Потом, подняв Агнессу в седло, он вложил ей в руки поводья.

– Ты отдохнула? – спросил он.

Он обратился к Агнессе впервые с тех пор, как вырвал ее из рук Борджиа и их клевретов. Слова его были совсем просты и кратки, но никакие самые ласковые и нежные речи не могли бы выразить его преданность и заботу лучше, чем тон, которым эти слова были произнесены.

– Да, сударь, – твердо и решительно отвечала Агнесса. – Я отдохнула.

– Как по-твоему, ты выдержишь скачку?

– Я вынесу все, лишь бы бежать отсюда, – сказала она.

Весь отряд уже сел на коней и выстроился в определенном порядке. Впереди ехали несколько вооруженных воинов, далее Агнесса и ее тетушка, между ними – Агостино, а по бокам еще двое или трое его людей; Эльза, Мона и слуги принцессы скакали чуть отстав, а замыкали эту кавалькаду еще несколько вооруженных всадников.

Сначала путь их петлял по садам и паркам, прилегающим к вилле, переходя из света в тень и обратно, мимо величавых сосновых рощ, с пиниями, подобно пальмам, возвышавшимися над вершинами других деревьев, террасами, статуями и фонтанами, – и все это казалось таким прелестным в полночной тишине.

– Возможно, я покидаю эти места навсегда, – проговорила принцесса.

– Будем надеяться на лучшее, – произнес Агостино. – Господь не допустит, чтобы Апостольский престол и дальше оскверняла такая низость, бесстыдство и позор. Я потрясен тем, что ни один христианский государь до сих пор не вступился за честь христианской веры. Я слышал из надежных источников, что король Неаполитанский разрыдался, узнав об избрании папой этого мерзавца. Он сказал, что это возмутительно и угрожает самому существованию христианства. Он неоднократно отправлял мне тайные послания, полные сочувствия, но сам по себе он недостаточно силен, чтобы противостоять Борджиа. Мы должны возлагать надежды либо на короля Франции, либо на императора германского: может быть, на наш призыв откликнутся оба. Во Флоренции появился монах святой жизни, который удивительным образом вдохновляет сердца. Говорят, что в нем возродился присущий апостолам дар творить чудеса и пророчествовать и что он прилагает все усилия, чтобы созвать Церковный собор, дабы расследовать преступления Борджиа и их присных. Недавно, когда я уезжал из Флоренции, партия его противников ворвалась в монастырь и увела его. Я сам был тому свидетелем.

– Как?! – воскликнула Агнесса. – Неужели они ворвались в монастырь Сан-Марко? Мой дядя – тамошний монах.

– Да, и мы с ним плечом к плечу сражались с разъяренной толпой, когда она пыталась штурмом взять обитель.

– Дядя Антонио сражался! – изумленно повторила Агнесса.

– И женщины станут сражаться, если тому, что более всего им дорого, угрожает опасность, – сказал рыцарь.

С этими словами он обернулся к ней и в лунном свете увидел, как глаза ее засверкали, а на лице появилось смелое, решительное выражение, которое ему не приходилось видеть никогда прежде; однако она не произнесла ни слова. С глаз ее была грубо сорвана пелена, она с ужасом узрела посрамление и поругание того, чему простодушно, наивно поклонялась в святых местах земли, и это откровение, по-видимому, изменило все ее существо.

– Даже ты могла бы сражаться, Агнесса, – сказал рыцарь, – дабы спасти свою веру от позора.

– Нет, – возразила она, но тут же, собрав все свое мужество, добавила: – Но за веру я могла бы умереть. Я бы с радостью умерла вместе со святыми отцами и ради святых отцов, которые жаждут спасти честь христианской веры. Я должна поехать во Флоренцию, к дяде. Если он умрет за веру, я должна умереть вместе с ним.

– Ах, лучше останься в живых и научи меня веровать так! – произнес рыцарь, склоняясь к ней, словно бы поправить уздечку, и обращаясь к ней чуть слышно, едва ли не шепотом. В следующее мгновение он снова обернулся к принцессе и стал внимательно ее слушать.

– Мне кажется, – сказала она, – во Флоренции идет настоящая война и мы попадем в самое пекло.

– Да, но мой дядя заверил меня, что король Франции непременно вмешается и защитит святого отца. Надеюсь, что-то делается для него прямо сейчас. Возможно, я внесу свою лепту в его спасение.