Агнец на заклание

– Из-за отца. Он не хотел отпускать ее. Хотел, чтобы дочь осталась здесь. Говорил, что уезжать ей незачем. Твердил, что сам научит Дафну всему, что нужно знать о фермерстве. Но дело было не в этом. Совсем не в этом. Я просто хотела, чтобы она на время уехала из Хоупс-Энда. Конечно, мы скучали бы по ней. Все по ней скучали бы. Дафну любили все. Но… ей было необходимо узнать жизнь. Понять, что… в ней столько всего, что в ней есть не только Хоупс-Энд и люди, которых она видела здесь, – с их взглядами, образом жизни. Дафну всегда опекали. При своей практичности она была идеалисткой. И вдобавок слишком юной. Я много раз твердила мужу. Если бы он только послушал меня и отпустил ее!

Долли говорила не умолкая. Дамба наконец рухнула, и горькие сожаления, копившиеся годами, словно хлынули в светлую и нарядную кухню. Целый поток слов. Берди слушала, боясь пошевелиться, не смея издать хотя бы звук, чтобы не преградить путь этому потоку единственным неверным словом или неуместным жестом.

История начала обретать форму. Та, о какой не писали в газетах. Она не упоминалась в книге Джуда. Та самая, которую Берди хотелось услышать, – история жизни Дафны.

Дафну любили и оберегали, ею восхищались, она росла счастливой. Маленькая принцесса Хоупс-Энда, но отнюдь не избалованная. Она могла бы избаловаться, если бы не милый и покладистый от природы характер, не развитое чувство иронии и не явная практическая сметка. Дафна училась в местной школе успешно и старательно. А если не любила классическую литературу так, как ее мать, если играла на пианино только для того, чтобы порадовать родителей, если предпочитала журналы книгам и верховую езду – концертам по радио в обществе Долли, – просто так она была устроена.

Но в Хоупс-Энде Дафна жила как в заточении. О мире за его пределами она имела смутное представление. Если бы только отец разрешил ей уехать учиться! Если бы дал возможность узнать вкус жизни! Может, тогда она не пала бы жертвой сомнительных чар такого человека, как Тревор Лэм. Не приняла бы его агрессивные замашки тирана за силу, мрачность, себялюбие и паранойю – за житейскую мудрость, тщеславие – за гордость, а отточенные навыки обольщения – за нежность.

Отец даже не подозревал, какую ловушку сам подстроил для своей дочери. Мать чувствовала это. Но ее слабые попытки уговорить Дафну продолжить учебу разбивались о страстное желание отца видеть дочь рядом с семьей на ферме. Лес не хотел терять Дафну – свою маленькую подружку, любимую дочурку, луч света в его жизни. С овцами она управлялась не хуже любого мужчины. Чувствовала себя непринужденно как в седле, так и за рулем фургона или сидя на заборе. При всем этом Дафна была настоящей маленькой женщиной, как любил повторять ее отец, – опрятной и расторопной, любящей, милой и доброй, заботливой.

Пусть материнским амбициям следует младший брат Дафны, Филипп, сказал отец. Филиппу все равно не нравилась работа на ферме. Она внушала ему отвращение. Лошадей он не любил. Мало того – боялся. Ни разу не прокатился на пони, которого Лес купил для него. Даже собаки знали, что слушаться Филиппа не обязательно. Вот и пусть едет в университет, станет учителем или кем захочет. Лес не возражал. Может, с детьми парень будет ладить лучше, чем со скотом. А вот Дафна – другое дело.

И Дафна осталась дома. Лес Хьюит ликовал, празднуя победу. Но не прошло и двух лет, как его радость сменилась изумлением и яростью. Случилось то, чего он и вообразить не мог. И ни за что бы не поверил, что подобное возможно. Дафна влюбилась в Тревора Лэма, которого знала с детства. Человека, недостойного чистить ей обувь. Дафна собралась за Тревора Лэма замуж, и никакими словами отцу не удалось отговорить ее. Дафна вышла за Тревора Лэма и поселилась вместе с ним в жалкой лачуге на земле безнадежно запущенной фермы, принадлежавшей его семье.

С горьким удовлетворением Лес Хьюит наблюдал, как дочь пожинает плоды своего опрометчивого брака. Правда, отец и дочь виделись редко. Слишком много обидных и жестоких слов они наговорили друг другу. Но Долли, мать Дафны, поддерживала с ней связь и помогала, чем могла. Она умоляла дочь не выходить замуж так поспешно, однако не представляла для независимости Дафны такой угрозы, как Лес. Гордость не стала преградой между матерью и дочерью.

– Правда, я мало чем могла помочь ей, – шепотом добавила Долли. – Своих денег у меня нет. Только то, что удается сэкономить из денег на хозяйство. Все, что у Дафны было, она потратила на то, чтобы привести хибарку в порядок. Сделать ее пригодной для жизни. Починить крышу, например. Отец провел туда электричество. Но этим и ограничился. Говорил, что Дафна сама постелила себе постель. Вот пусть теперь сама и спит на ней. Он думал, что она уйдет от Тревора Лэма. Считал, что долго с ним не продержится. Но он, оказывается, совсем не знал Дафну. Она не сдалась. Ничего подобного. Не сбежала домой. Даже не подумала – после всего, что он ей наговорил. Я так и знала. Он запер ее в ловушку там, с этим человеком, так же надежно, как если бы связал. А потом… Дафны не стало.