Агни Парфене

В черном проеме ничего не было, только лучик солнца. Он вздохнул облегченно: «Ну вот, прав дед, я слишком большое значение придаю собственным фантазиям...»

Он сделал еще шаг вслед за своим взрослым другом и замер.

Ему послышался тихий вздох и слова, почти неразличимые, произнесенные голосом совсем юным, точно пропевал-проговаривал их Сашин ровесник:

— Агни Парфене...

Он остановился — сердце снова забилось, кровь прилила к щекам.

— Вы... ничего не слышите? — спросил шепотом, чувствуя, как сдавливает горло.

Художник обернулся, недоуменно вздернул брови, посмотрел на бледное Сашино лицо. «Наверное, зря я ему рассказал про цыган, — сказал себе. — И вообще — зря его привез сюда. Рано ему еще... Боится он».

— Нет, — покачал головой. — Только вода где-то журчит... Наверное, тут источник.

Саша снова оглянулся — и в самом деле, теперь он слышал, что это вода, бежит где-то ручеек, а ему мерещится мальчишеский голос, произносящий странные слова.

Все в порядке. Он широко улыбнулся, и они вышли наружу. Хотя Саше сразу стало легче дышать тут, на привычной природе, ему отчаянно хотелось вернуться, преодолеть страх, попробовать расслышать этот голос, эти слова и понять, что же было выбито там, на остатках стены...

Глава 4

«ТАМ МНОГО МЕСТА ДЛЯ ИКОН»

...Красным, белым и зеленым

Нагоняем сладкий бред...

Взгляд блуждает по иконам...

Неужели Бога нет?..

Н. Рубцов

В тот день Лика спустилась покурить. Она стояла у окна, наблюдая, как медленно падает снег — наконец-то! — и прохожие идут с трудом, потому что снега теперь намело сугробы, и от этого Лике было радостно. Ей даже хотелось все бросить сейчас и отправиться на прогулку по этим сугробам, а вокруг деревья заснеженные, и солнце, и синее, морозное небо...

«Так долго небо было серым, что мороз — в радость, раз он делает его таким вот, радостным...»

Она увидела Диму — он прошел мимо нее, сосредоточенный и немного напряженный. Он явно кого-то ждал — даже вышел на улицу раздетый, постоял там несколько минут — она видела пар, идущий из его рта, и ей хотелось позвать его, сказать, что он простудится, но он уже хлопнул входной дверью, и, когда подошел к ней, она почувствовала запах мороза и легкий холод.

— Эх, черт, забыл сигареты, — хлопнул он расстроенно себя по карманам.

Она протянула ему пачку «Винстона».

— Синий, — протянул он расстроенно. — Он же легкий...

— Какой есть.

— Ладно, я тебя ограблю, да?

— Грабь, — пожала она плечами. — Сделай доброе дело...

Он засмеялся.

— Ты увеличиваешь мои шансы выжить, — улыбнулась Лика. — Так мама говорит. Когда у тебя берут сигареты, тебе делают доброе дело. У тебя что-то случилось?

Он пожал плечами, продолжая смотреть в окно странным, беспокойным взглядом.

— С чего ты взяла?

— У тебя вид взъерошенный... Как будто ты «барышню» увидал.

Он рассмеялся. Про эту «барышню» он и рассказал Лике первым. Это была музейная легенда. Тут когда-то свершилась страшная трагедия — дочь смотрителя не вынесла несчастной любви или, по другой версии, грехов своего отца, — и однажды повесилась в хранилище. Теперь ее мятежный, беспокойный дух иногда бродил по музейным залам, и не только ночью. Утверждали, что как-то она напугала экскурсантов, явилась среди бела дня пред ними. Рассказывая эти небылицы, Дима был артистичен, даже пытался сие действо отобразить. Получалось у него забавно и не страшно. Лика хихикала, а когда дошло до пугливых экскурсантов, которых при виде местной достопримечательности-привидения взяла оторопь, она рассмеялась.

— Да уж лучше иногда увидеть «барышню», чем некоторых людей, — вздохнул Дима.

Она хотела пошутить, спросить у него, не ее ли он имеет в виду, но — посмотрела ему в глаза и осеклась. Нет, он пытался скрыть от нее свой страх, но его было слишком много, — и это было странно, потому что Диму она могла представить каким угодно, но — не таким вот, раздавленным, беспокойным, все время оглядывающимся на дверь. Ей даже показалось, что, если она сейчас уйдет, затушив сигарету, ему станет совсем невмоготу, поэтому она закурила новую — Диме нельзя было сейчас оставаться одному.

Спросить же напрямую, что случилось, Лика не решалась. Да, они сдружились, но той степени доверительности, когда человек открывается перед тобой до конца, у них не было. Поэтому они молчали какое-то время. А потом он вздохнул:

— Ладно, пошли, работа ждет... Он сегодня не придет.

И тихо повторил:

— И сегодня он не придет... Что-то случилось. Что-то случилось, и я...

Дима махнул рукой, оборвал фразу и пошел вниз по лестнице. Там он остановился — перед тем самым пейзажем с руинами монастыря, который так нравился Лике. Долго стоял, прищурившись, не отводил взгляда. Лике показалось, что губы его беззвучно шевелятся, как будто он просит о чем-то, или — спрашивает, или просто — молится.