Агния Барто

Все стихотворение написано ямбом, со строгим чередованием стихов четырехстопных и трехстопных, рифм мужских и женских, за исключением строки «Хлоп — по одеяльцу!». Здесь «хлоп» выбилось из ямбического размера, но это не произвольная или внутренне неоправданная «ломка» стиха, как может показаться с первого взгляда. Нет, здесь «хлоп» приобретает необыкновенную выразительность, особую энергичность, ибо ему предшествует пауза, возмещающая недостающий слог Эта пауза необходима словно бы для того, чтобы подстеречь назойливых комаров и подготовить нас к порывистому жесту («хлоп!»), естественно и словно бы непроизвольно отозвавшемуся и в самом ритме и темпе лирического повествования, приобретающего ту динамичность, которая способна передать характер описываемого движения. Таким образом, «перебой» размера оказался внутренне необходимым, а потому и художественно оправданным.

Стремительное движение становится особо резко ощутимым, когда вас заносит на крутом повороте, и такие крутые повороты, зачастую застающие читателя врасплох, систематически возникают в стихах А. Барто, передающих изменение характера того или иного движения средствами перемены ритма, размера, внезапным нарушением инерции хода повествования. Поэтесса мастерски умеет то «притормозить» ритм стиха, то придать ему стремительное ускорение.

Это необходимо подчеркнуть, ибо некоторые литераторы, в том числе и весьма квалифицированные, полагают, что никакого «нового стиха», связанного с традицией Маяковского, не существует и существовать не может, что всякое нарушение классического стиха — это работа неумелая или небрежная. Творчество А. Барто наглядно опровергает это положение. Попробуйте-ка ввести в строку «хлоп — по одеяльцу!» «недостающий» слог, и все стихотворение разом потускнеет, строка лишится внутреннего движения, жизни, энергии, превратится в унылую гладкопись. Стало быть, художник, «проглотивший» один слог, проявил в данном случае не небрежность или неумелость в своей работе со стихом, а наоборот — высокую степень чуткости, «расщепив» размер, благодаря чему и самая строка приобрела необычайную энергичность, ту стремительность жеста, без которой Марина и не сладила бы с комарами, напавшими на ее братца.

Так же подчеркнуто резкой переменой размера выделяется мотив движения и в поэме «Я живу в Москве»:

...по Садовой, по Неглинной
Рассылает он машины —
Утром город поливать.

Прошла машина новая,

И вымыта Садовая,
Неглинной не узнать.

Здесь автор смело меняет размер, и самый его «перебой» соответствует переходу от спокойно-повествовательной интонации к динамически напряженной, передающей характер стремительного, качественно нового и наглядно зримого движения.

В стихах А. Барто подобные «перебои» размера возникают систематически, когда мотивы статические, описательные сменяются мотивами динамическими, создающими ощущение внезапного «скачка»:

Лестницы широкие
Спускаются с мостов.
— Готов! — кричит начальник.
И мы кричим: — Готов!

Здесь переход от хорея к ямбу создает моторное ощущение самого движения, под стать ему.

Для творчества А. Барто характерно и то, что ее стихотворения зачастую монтируются словно бы из отдельных частей и главок, каждая со своим особым сюжетным мотивом, обладающим относительной самостоятельностью, что подчеркивается и характером размера, который также принимает подчеркнуто самостоятельное звучание, нарушающее инерцию уже утвердившейся интонации. Ее герои подчас ведут каждый свою особую «партию», говорят и думают «о своем» (как в многоголосом и на различных «регистрах» поющем хоре), и эту относительную самостоятельность каждой «партии» подчеркивает и самостоятельность того стихотворного размера, который присущ речи каждого из них.

Повышая выразительность и разговорную живость стиха, А. Барто зачастую строит его по законам драматического действия, в котором каждый из героев говорит в своей манере, а само действие перемежается авторскими ремарками, особо выделяемыми и композиционно и ритмически. Ведя диалог поэтесса зачастую меняет и самый размер, резко подчеркивая разницу характеров, склада речи, интонации, присущей тому или иному персонажу.

Так, в стихотворении «Как дружба началась» автор словно бы сигнализирует нам: «Внимание!» — в тех пунктах, где один мотив противопоставляется другому или вводится новая сюжетная линия, означающая и новую, во многом словно бы совершенно самостоятельную подглавку в цельном повествовании.

В этом стихотворении ребята разных возрастов на первых порах никак не могут найти общего языка:

Пионеры октябрят
Считают малышами.
— Уходите,— говорят,—
Вы нам помешали...
У нас серьезная игра,
А восьмилеткам спать пора!