Агния Барто

А вот в этом доме рядом
Вызывают Ашхабад,
Говорят со Сталинградом
И с Донбассом говорят...

Мальчик идет дальше по улице, отлично знакомой и каждый раз чем-то новой, а потому и влекущей, захватывающе интересной, и его переполняют большие чувства, радость постижения того мира, в котором он живет, и он не может не поделиться ими, не может не рассказать о самых многообразных встречах и событиях, происходящих на Ордынке:

...А в доме за воротами
С утра играют гаммы.
Смешной мальчишка с нотами
Всегда приходит с мамой...

Каждый раз при переходе от одного мотива к другому, к новому настроению или переживанию меняется и самый размер стиха, его характер.

В этих частых сменах ритмико-интонационного строя и выражается многообразие тех событий и предметов, о которых идет речь. Каждый из них как бы обособлен, а взятые вместе они создают внутренне цельную, хотя и крайне пеструю картину, выражающую многообразные впечатления и переживания мальчика, любящего свою улицу и всегда готового восхищаться и хвастаться ею.

Нередко переход от драматически напряженного повествования к своего рода ремарке, к описанию обстановки, места действия, так же выделяется и средствами размера, его модификацией,— как это мы видим в стихотворении «Володя болен», где сначала повествуется о переживаниях героя:

Он не опасно болен,
Но встать нельзя — хоть плачь!
Он на футбольном поле
Упал, гоняя мяч...

Непосредственно вслед за этим автор обращается к описанию внешних условий, обстановки:

Тишина в квартире,
Такая тишина...

Переход к этой ремарке сопровождается и перебоем размера. Перед словом «тишина» как будто не хватает слога, но это не так, ибо его возмещает пауза, призванная сделать физически ощутимой тишину, о которой здесь не только говорится, но которая выражена и средствами самого стиха, его ритмико-интонационным строем.

Как видим, в стихах Барто нередко перемежаются два мотива — разговорный, диалогический, и описательный, «напластывающиеся» друг на друга двумя-тремя кусками разной метрической фактуры. Получается своего рода аппликация, в которой не только ярко ощущается, но и обыгрывается, эстетически используется самая разнородность кусков взятого материала.

Порою резкие колебания размера призваны подчеркнуть противоположность двух штрихов, различно окрашенных по своему характеру и колориту:

Зимний вечер поздний,
А в окнах огоньки...

Каждой из этих строк присуща своя эмоциональная окраска. Автор противопоставляет их друг другу, и подчеркнуть это ощущение контраста призван переход от одного размера к другому, от одной тональности к другой.

Поэтесса передает перемену характера движения и вызванные ею «моторные» ощущения перебоем размера: внезапно меняя его «на ходу», как это мы видим в стихотворении «Дедушкина выучка»:

Шагает утром в школы
Вся юная Москва,
Народ твердит глаголы
И сложные слова.

А Клава-ученица

С утра в машине мчится
По Садовому кольцу
Прямо к школьному крыльцу...

Переход от «пешего» движения к «моторному» передан переходом размера от ямбического к хореическому, а стало быть, и особого рода паузой, своего рода «заминкой», нарушающей инерцию уже налаженного движения, его «автоматизм». Но происходит не только нарушение уже, казалось бы, прочно установленного размера — нет, оно обретает и особое, смысловое значение. Автор средствами метрики и ритмики, их перебоем сосредоточивает наше внимание на пункте «переключения скоростей» — и размеров, и тем самым как бы сигнализирует нам: «Стоп!» — и сигнализирует не случайно. Здесь нарушается не только размер — нет, происходит и какое-то другое нарушение, характер которого раскрыт всем смыслом стихотворения «Дедушкина внучка», и это нарушение находит свой отклик в специфических средствах выразительности, в интонации и ритме повествования.

Когда мы читаем:

Печально Вова смотрит вдаль,
Лег на сердце камень...—