Агния Барто

В автобиографии, опубликованной в качестве предисловия к сборнику стихов, изданному в «Библиотеке советской поэзии» (Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1961), поэтесса замечает, возражая тем критикам, которые утверждали, что она «слишком свободно» меняет размер своих стихотворений:

«Перемена размера подчас помогает вызвать у читателя, особенно у юного, новое внимание, новый интерес к содержанию. Конечно, необходимо, чтобы сохранялась музыкальная тема стихотворения, ритмическая дисциплина...» — и сформулированное в этих словах положение воплощается во многих стихах А. Барто, составляет один из основных принципов ее поэтики.

А. Барто никогда не упускает из виду звучания своего «детского стиха», постоянно заботится о том, что Маяковский называл «звуковым качеством». Она знает, что дети не любят стихов ритмически вялых, фонетически аморфных, и стремится придать произведению предельно четкое звучание. Ее стихи зачастую насыщены аллитерациями, повторами, внутренними рифмами; в них порою все звуки переплетаются, повторяются, создают ощущение сложного и яркого узора:

Вот, косички по привычке
Поправляя на ходу,
В пары строятся москвички —
Детский сад несет звезду.

Пляшет девочка-узбечка.

На руке блестит колечко.

У узбечки нет привычки

Две косички заплетать:
У москвички — две косички,
У узбечки — двадцать пять.

Эти стихи звучат весело, празднично — недаром они посвящены празднику и говорят о праздничных чувствах и настроениях наших детей.

В стихотворении «Веревочка» автор также передает особо приподнятые чувства своей юной героини средствами самого стиха, его особой звуковой настроенности:

Шумная, веселая,
Весенняя Москва,
Еще не запыленная
Зеленая листва.
Галдят грачи на дереве,
Гремят грузовики.
Весна, весна на улице,
Весенние деньки...

А если некая Шурочка занята лишь собою и везде хочет услышать отзвук своего имени (конечно, в сопровождении лестных эпитетов!), то она и слышит его — хотя бы в шуршании листвы, словно бы подхватывающей и повторяющей ее имя — «Шурочка, Шурочка» — и шушукающейся о ней.

А уж если в стихи А. Барто залетит пестрый дятел, чтобы долбить по дереву, то и сами они радостно отзовутся на его стук:

Прилетает на заре
И с утра пораньше
Барабанит по коре,
Барабанит по коре,
Будто барабанщик...

Так любой предмет и любое существо, попадая в стихи А. Барто, по-хозяйски в них располагаются, меняя и преобразуя их язык, строй, звучание, требуя к себе повышенного внимания, что придает особую живость и выразительность этим стихам.

Необходимо подчеркнуть, что здесь звуковой строй соответствует настроенности стиха, его внутреннему движению, характеру выражаемой эмоции — недаром особенно выразительной в фонетическом отношении речь автора становится тогда, когда ему надо запечатлеть и особый внутренний подъем, праздничное состояние его героев, как это мы видим на тех страницах поэмы «Звенигород», где говорится о счастье ребят, которым родина вернула их детство:

На реке с восьми часов
Затевают игры.
И от звонких голосов
Весь звенит Звенигород...—

и в самом названии города мы угадываем его веселую душу, красоту его домов и садов, в которых так привольно детям и птицам.

Раскинулся Звенигород
Над Москвой-рекой,
Звенигород — не пригород,
А город есть такой,—

поясняет поэтесса, и в игре аллитерациями, в насыщенности повторами, в близости к складу народных песен, поговорок и скороговорок, считалок и частушек сказывается повышенная выразительность, приподнятость стиха. Она особенно чувствуется, когда речь заходит о больших и внутренне значительных событиях или лирических переживаниях юных героев А. Барто.

В последнее время поэтесса, если судить по ее новым стихам, усиленно заботится об эстетически-нравственном воспитании своей юной аудитории; в цикле стихотворений, который так и называется «Игра в слова» (1963), она приучает юного читателя с особой чуткостью воспринимать каждое слово, внимательно вслушиваться в него, тонко разбираться в оттенках его смысла, его живого характера, по-своему отзывающегося на обозначаемые им явления и предметы:

Скажи потише:
«Шесть мышат»,
И сразу мыши
Зашуршат...

Об этом особо повышенном чувстве слова, ритма, фонетики поэтесса и говорит в цикле «Игра в слова»: