Агния Барто

Во множестве тех случаев, когда роль рифмы с первого взгляда менее приметна, можно установить, что и тогда она, как и весь стих в целом, звучит в полном соответствии с характером того или иного персонажа, его речью, с особенностью темы или сюжета.

Так, в стихотворении «Завитушки» особое значение приобретает его насыщенность звуковыми повторами, рифмами, ассонансами:

...решила ученица
Появиться завитой...
Клава молвила: — Подружки!
Я и вправду чуть жива!
И металась по подушке:
Спать мешали завитушки —
Вся в бумажках голова...

Здесь и самый стих, звучание которого определяется обилием уменьшительных и ласкательных существительных с однотипными окончаниями («подружки — подушки — завитушки— бумажки»), приобретает какой-то «кудрявый», слишком легковесный характер. Фонетические повторы, избыточные ассонансы — это ведь тоже своего рода «завитушки», подчеркивающие легковесность и несерьезность речи; они вполне соответствуют образу Клавы, передают какие-то весьма существенные ее черты и особенности, что находит свое выражение и в звучании самого стиха; одним из важнейших его элементов, определяющим характер этого звучания, и становится рифма.

В стихотворении «Поручается Андрею» речь идет о мальчике, на которого как на «активиста» наваливают множество самых разнообразных «нагрузок». Этот мальчик словно бы разрывается на части, выполняя свои нагрузки, и даже самое его имя «разрывается» на несколько имен, и каждое из них звучит по-своему, хотя нам доподлинно известно, что речь идет все об одном и том же Андрее:

Выступленье на линейке —
Поручается Андрейке.

Клеить детские игрушки —

Поручается Андрюшке.

Помогать больной старушке

Поручается Андрюшке.

И пойти в оранжерею —

Поручается Андрею...

Меняются поручения, меняются имена; это особо подчеркивается тем, что каждое из изменений является рифмообразующим. Но мнимое многообразие имен только сильнее — по контрасту — подчеркивает, что речь идет, в сущности, об одном и том же мальчике, как ни варьируй его имя,— и рифма призвана усилить ощущение этого контраста, комизма ситуации, в которой деятельность всего пионерского отряда подменяется наваливанием «нагрузок» на одного «активиста», хотя бы представленного в разных лицах и именах. Таким образом, оказывается, что и здесь роль рифмы весьма существенна и не сводится к одним лишь моментам специфически звукового порядка.

Другими словами, рифма Барто, так же как и ритм, почти никогда не бывает «нейтральна» к предмету повествования, к речевым особенностям персонажа, неразрывно связана с ними, подчеркивает ту или иную черту образа, определенную ступень в развитии замысла и композиции, чем и определяется ее существенное значение в системе средств художественной выразительности.

«Разговорный» характер стиха А. Барто по-своему определяет и звучание рифмы, связанной с реальностью произносимого слова, в процессе живой, непосредственной, эмоционально насыщенной речи. В этой рифме, принципы которой открыты и утверждены Маяковским, учитывается сила акцента, изменения в произношении слова, его «модификация» в результате форсирования ударного слова, «проглатывания» других, редукции тех или иных фонем, то есть их ослабления или полного исчезновения, характера и длительности пауз, также приобретающих особое и ничем не заменимое значение в стихе, и т. п. Всякое нарушение точности рифмы обычно компенсируется за счет звуков предударных, роль которых тем самым резко и ощутимо повышается. Вот почему такая рифма в отношении полноты и насыщенности созвучия оказывается не менее богатой, чем рифма классического стихосложения, что становится особенно очевидным, если записывать стихи не средствами обычного правописания, а приемами фонетической транскрипции — с учетом всей звуковой реальности произносимого слова.

Возьмем, к примеру, такую смелую, а вместе с тем необычайно полнозвучную рифму Маяковского, как «замуж» — «замш». Старая поэтика не знала таких рифм. А вместе с тем созвучие этих слов — в их реальном произношении — образует удивительно богатую рифму, которая для нашего слуха не менее убедительна и закономерна, чем рифма классическая.

Почему же это произошло?

Потому что в слове «замуж» под влиянием силы ударения, падающего на первый слог, редуцируется звук «у», почти полностью утрачивая свою слогообразующую роль. Этот звук стал крайне неопределенным, неясным, почти таким же самым, какой возникает в слове «замш» при переходе от одной артикуляции к другой, соответствующей переходу от звука «м» к звуку «ш».

Так оказывается, что односложные и двухсложные слова можно сочетать, не нарушая ощущения полноты и фонетической насыщенности рифменного созвучия.