Тяжело вздохнув, он увидел себя выходящим из реки, держа за руку Евдокию. Дрожа от холода, она прижималась к нему – здоровому, красивому. Силантий, обняв её за плечи и прижав к себе, прошептал с улыбкой:
– Какая сегодня вода тёплая, так и манит, так и манит снова войти в реку. Ты бы искупалась ещё разок, Евдоха, а то река снова мелеть начинает, и кто знает, придётся ли искупаться в ней, когда она в ручей превратится или пересохнет совсем.
Он посмотрел в её глаза и увидел, что они полны слёз.
– Я-то искупаюсь, – сказала она, – а ты как? Ты разве со мной в реку не войдёшь?
– Нет, в эту реку я больше не войду, – сказал он. – Мне другая вода нужна, которая в Китае, в горных озёрах, плещется. Искупаюсь я в них и снова прежним стану. Я в госпитале от офицеров слышал, что есть в Китае, на горном Тибете, два озера. Одно мёртвой водой наполнено, а другое – живой. Сначала в мёртвой воде надо искупаться, а потом…
Дверь открылась, и кто-то вошёл в палату. Силантий повернул голову и увидел три силуэта. Ночные гости подошли к кровати и в нерешительности остановились.
– Кто вы? – поинтересовался он хриплым, простуженным голосом. – Ангелы или демоны за душой моей пришли?
– Не ангелы мы поднебесные и не демоны подземные, – ответил кто-то далёким и смутно знакомым голосом. – Сейчас мы тебя заберём, но не в райские дебри и не в адовы подземелья, так что не бойся и готовься к переезду.
Когда его перегружали с кровати на деревянные носилки, Силантий не возмущался, не кричал и не сопротивлялся. Не было сил. Да и всё равно ему было, кто его выносит из больницы и куда собирается нести. Ему была глубоко безразлична дальнейшая судьба, так как уже свыкся с мыслью, что жизнь его завершается, и был готов ко всему, даже к немедленной смерти за стенами больницы.
Его погрузили в телегу на охапку сена, бережно укрыли одеялом и куда-то повезли. Куда именно везли, ему не объясняли, но везли долго, иногда делая остановки и интересуясь его состоянием.
Сколько времени длилось его вынужденное путешествие, Силантий определить не мог. Куда-нибудь да привезут, не будут же его катать в телеге целую вечность. Главное, схоронили б по-людски, не побрезговали.
Ближе к утру, когда засеребрился наступающим рассветом небосклон, телега остановилась у больших ворот. Силантия на носилках внесли в избу.
– Сюда, в горницу, давайте его, – услышал он чей-то голос и почувствовал, как ставят носилки на пол.
Через прикрывавшую лицо марлю он не мог наблюдать, что вокруг происходит, но чувствовал по вздохам и сопениям, что рядом много людей. По гулу нескольких голосов мужчина понял, что те, кто раздевал его, в ужасе отхлынули от носилок, увидев уродливое тело.
Когда шок прошёл и гудение затихло, кто-то склонился над ним, убрал с лица повязку, и Силантий увидел полную людей горницу. Увидев его ужасное лицо, они снова зашумели и попятились.
– Охо-хо, голубок, как же тебя эдак угораздило? – проговорил обескураженно седой бородатый старик, держа в руке марлевую повязку. – Да ты будто из ада возвернулся? Очам не верю, лицезрея тебя эдаким и… И живым к тому же!
– Ничего, скоро помру я, немного уже остаётся, – сказал Силантий. – Смерти я не вижу, но нутром чую, что где-то здесь она, рядышком.
– Ну-у-у… будя причитать и хоронить себя заранее, – вздохнул старик. – Мы тебе так просто помереть не дадим. Вот только тела и лица твоего не исправим, а жизнь в тебя вдохнём.
Сказав, старик выпрямился на ногах и обвёл белых голубей долгим пытливым взглядом.
– Вот, поглядите на этого голубя, агнцы! – сказал он громко и указал рукой на Силантия. – Глядите и дивитесь, как надругалась над его бренным телом война, как искалечили его огнём вороги. Он обгорел весь до безобразности, оскопился огнём, лишившись удесных близнят и ключа бездны! И это небеса оскопили его руками ворогов, оставив живым! Это ли не чудо? Да, это чудо из чудес! Само явление этого голубя есть чудо!
– Чудо! Чудо! – загудели люди в горнице.
– А сейчас перенесём его во флигель! – воскликнул старик. – И я…
Что он ещё пообещал людям, Силантий не услышал, так как свет померк в его глазах, и сознание поплыло куда-то ввысь, далеко-далеко от горницы.
Старец Андрон, стоя у ворот, о чём-то сосредоточенно думал. И думы его были настолько глубокими, что он даже не заметил подъезжающую коляску.
– Я рад тебя видеть, кормчий! – воскликнул Гавриил Лопырёв. – Очень, очень рад! Как, ты даже представить себе не можешь!
Увидев купца, Андрон неприязненно поморщился.
– А-а-а, это ты, Гаврила, – буркнул он, нехотя пожимая протянутую купцом руку. – Ты как здесь, проездом?
– Э-э-э, нет, – широко улыбнулся Лопырёв. – Специально тебя навестить приехал.
– Ну, так что, навестил? – хмыкнул Андрон. – Видишь, живой я и здравствую. А теперь прощай, Гаврила, я был несказанно рад тебя видеть.
– Нет-нет, не так быстро, кормчий, – помрачнел Лопырёв. – Мне столько пришлось проехать, чтобы тебя повидать, а ты даже чаю попить не приглашаешь.
Слушая его, Андрон сузил глаза и ухмыльнулся.