Агония

- Во-первых, вы моя работа, - оборвал Костя Воронцов, - исправный мужик дело свое должен досконально изучить, - он покраснел, так как последнюю, фразу нахально позаимствовал у Мелентьева. - Во-вторых, не всех... Вот тебя не знаю... Тебя... - Костя указывал пальцем.

Уголовники переговаривались, обсуждая происшедшее, в основном смелость Воронка и подлость Корнея. О двух трупах почему-то никто не вспоминал, а то, что Костю с Дашей не зарезали по случайности, просто в памяти ни у кого не осталось.

Костя ударил кулаком по столу и встал.

- Мне с вами ля-ля разводить некогда! Сходку вашу объявляю у меня в Москве последней! Блатное ваше объединение - вне закона...

- Как при царе-батюшке, больше трех не собирайся? - спросил Емельян, усмехаясь.

- Я пока о тебе забыл, Акимов, не гневи...

- Я не забыла! - Даша вскочила, ее звонкий голос заставил замолчать всех. - Запомнила вас... ребятишки.

Костя положил ей на плечо руку, Даша шарахнулась в сторону, глядела бешено.

- Посчитаемся! - хлопнула дверь, скрипнуло за порогом и стихло.

- Корнея поймаю, теперь на нем кровь, - воспользовавшись тишиной, сказал Костя. - Он убил Дмитрия Степановича на ваших глазах. И вы... Костя проглотил несколько слов, - расскажете об этом на следствии ясно и четко. Покойный ваш Сипатый дрянной человечишка был, но о Корней говорил правду. Тот лишь чужими руками, вашими, к себе загребал.

- А парень твой. Воронок?

- Коля Сынок где?

Костя Воронцов отвернулся, не ответил.

- Сынка иной человек решил, - тонко откликнулся старик Савелий, прячась за чью-то спину. - Степка Хан.

- Тронулся, старик? - Кабан со скрежетом почесал щеку. - Хан тебя щелчком перешибет. Савелий захихикал:

- Через часок ни Корнея, ни Хана в златоглавой не сыщешь...

- Вы, граждане, непропитыми остатками мозгов покрутите, может, какая мысля и выкрутится, - сказал Костя. - Грехи за вами невеликие, в суде люди решают. Простить насовсем кое-кого не простят, а явитесь с повинной, учтут. В законе нашем советском об этом факте явки с повинной ясно сказано. Думайте, - он откинул стул, шагнул к двери, остановился. - На секунду прикиньте, зарезали бы вы девчонку и меня! Сны свои каждый в отдельности жевал бы... Совесть там, и другое, вам неведомое, тоже оставим. Я вас на самом краешке остановил... Ведь дальше для вас не жизнь была бы, а ужасный кошмар, до могилы и психушки.

- Корней!

- Он довел!

- Нет! Вы сами, друг перед дружкой, себя довели, - Костя взял со стола пистолет, сунул в карман.

- Две пушки Ленечка с Одесситом унесли, - подсказал кто-то.

- Карету я сюда пришлю, - Костя взглянул на лежавшего отца Митрия, на его мертво торчащую бороду. - Сукины дети! - он вздохнул тяжело и повысил голос: - Кузя! Ты где, убивец? Пойдем в тюрьму, завтра адвоката тебе приставим, - Костя Воронцов оглянулся, разыскивая Кузю, которому Сипатый положил в карман деньги, а Корней вложил в руку пистолет.

- Я его только видел вроде. Неужели сбежал, паршивец?

- Кузя, - Емельян шагнул к противоположному концу стола, где сидел Кузя, положив лохматую голову на тарелку. - Нажрался мальчонка.

Емельян хлопнул его по плечу, и "мальчонка" завалился набок и упал со стула. Уже все понимая, Костя подбежал, нагнулся - на сатиновой грязной рубашке, пропечатывая ребра, расползлось и уже подсыхало черное пятно.

- В сердце...

- Ленечка...

- За Сипатого, - сказал Емельян.

- Да? - Костя побледнел, губы его, обычно пухлые, истончились и стали серыми. - Значит, месть? Воровской закон? А деньги где? Ищи деньги, падла! - он влепил Емельяну пощечину.

Здоровенный мужик от такой пустяковины даже головой не тряхнул, опустился на колени и послушно обыскал труп. Денег, конечно, не было.

- За несколько дареных червонцев... товарища своего... Люди! - Костя Воронцов приподнялся на носки, глянул на всех сверху, по-птичьи склонив голову и бормоча: - Мальчишка на волю вышел третьего дня, - шагнул за порог.

Иван Мелентьев уже второй час толкался у Павелецкого вокзала, с безнадежной тоской поглядывая в черную глотку переулка, которая проглотила Костю и Дашу. Кучер, который их вез, проследил до этого места, а дальше идти поостерегся.

Мелентьев прогуливался вдоль серого массивного здания и поначалу распугивал проституток и блатную шушеру. Вскоре местная публика поняла, что Иваныч, так звали Мелентьева среди блатняжек, явился не по их душу, осмелела и приблизилась.

- Иван Иванович, может, надо чего? - робко спросила тонконогая девчонка, подталкиваемая в спину сутенером. - Мы для вас с превеликим удовольствием...