Агония

— Мама, если все только в этом дело, то без проблем. Хочешь, я буду по выходным к тебе в форме приезжать, дефилировать перед воскресным чаем и за каждый кусок пирога честь отдавать. За вишневый даже вокруг дома промарширую.

Константин Львович не оценил шутки и строго посмотрел на сына.

Света толкнула брата в бок: отец и так долго простить не мог, только-только успокоился, а этот со своими шуточками.

— Просрал Вадька свой дипломатический паспорт, — посмеялся Рейман, вновь подняв больную тему.

— И ничуть не жалею, Владик, представь.

— Если в тридцать лет ума нет… — упрекнул отец.

— Чего это ума нет? — обиделась Светка за брата.

— Свет, — шепнул Вадим и махнул ладонью: мол, пусть говорит, не встревай.

Все уже давно перетерто и переговорено, спорить не о чем. Хочет отец еще раз выразить недовольство его выбором, пусть выражает, это ничего не изменит. Не оправдал он надежд и чаяний о карьере «дипломата в погонах», дослужился до должности помощника военного атташе в Алжире, связей набрался и ушел на вольные хлеба. И ничуть не жалел, правда. Потому что теперь только сам себе принадлежал и никому больше.

— Я так и не смогла решиться на второго ребенка, — вздохнула Анна Игоревна.

— А я за раз отмучилась. Правда вот… — Ангелина Дмитриевна погладила сына по плечу, — беда наша.

— Угу, беда бедовая, — усмехнулся Вадим. — Ждали двух ангелов, а один взял и демоном родился.

— Конечно! Все наперекор родителям делаешь. Бунтарь! — не унималась мать. — Все детство в углу простоял!

— И Света с ним за компанию, — посмеялся отец, смягчившись.

— У нас со Светкой был один угол на двоих. Вдвоем-то всегда веселее, — с теплой улыбкой посмотрел на сестру.

— Вадя не только за себя стоял, он и за меня стоял.

— Как это?

— А ты думала, кто те хрустальные подсвечники разбил?

— Ты? — еще больше удивилась Ангелина Дмитриевна.

— Я, конечно. Ему-то они зачем.

— А мне то что, не сегодня-завтра опять выпорют, постою за сестру авансом, — насмешливо сказал Вадя.

— Ой, хитрюги, — покачала мать головой. — И сколько секретов я еще не знаю? А в школу? Помните, как в школу он ходил?

— Вернее, не ходил, — поправил Константин Львович. — Уйдут вместе со Светкой. Света на уроках, этого нет. Потерялся по дороге. Приходилось на работу через школу ездить, иначе сам не дойдет.

— Все завидовали: Шамрай крутой, его в школу папкин водила привозит. А мне этот водила поперек горла, всю свободу перекрыли, — засмеялся Вадим.

— Это сейчас вам смешно, а тогда мне, ей-богу, было совсем не до смеха. В первом классе довел учительницу до слез, такой скандал был, меня к директору вызвали. — Ангелина Дмитриевна приложила ладонь к груди. — Я Шамраю ничего не сказала, думаю, разберусь уж сама. Поговорили вроде, утрясли. А потом эта учительница у меня спрашивает: «А у вас дети от одного папы?». Представляете! Я ей говорю: «От одного, в нашем случае ошибки быть не может».

Все засмеялись. Константин Львович положил ладонь на руку жены и сжал ее, словно пытался усмирить волнение. Женщина тут же глянула на него, и улыбка на ее лице стала другой — теплой для него.

— И главное, все ему всегда с рук сходило, всегда выкручивался, — добавил Влад.

— За красивые глаза прощали, — засмеялась Анна Игоревна.

— Да, — довольно подтвердил Вадим. — И уроков мне никогда не задавали, и двойки мне не ставили, и сигаретами от меня воняло, потому что это кто-то в подъезде курил, а я просто мимо проходил.

— Лучше б ставили! — воскликнула мать. — Из-за этого тоже скандалили. Три обалдуя их там было — ничего не учили. Этим «двойки», нашему «трояк». Родители потом в школу с разборками, мол, что за несправедливость такая. Я говорю: «Ставьте двойку, раз не учил!», а мне: «Ну, не могу я этой интеллигентной морде «два» поставить, не могу! Вижу, что не учил, и не могу!».

Света закатилась веселым смехом и сказала:

— Вадя быстро сообразил, как женщин очаровывать. Мама, ты расскажи, как он коноплю дома выращивал.

— Ой, господи, — женщина в чувствах снова приложила руку к груди. — Было-было, позорище.

— Когда это? Я что-то не помню такого, — удивленно спросила мать Влада.

— Было, — кивнула Ангелина Дмитриевна. — Смотрю, посадил там что-то в горшке, для красоты, говорит. Я свои цветы поливаю и туда водички ливану. Куст и куст, да растет так быстро! Потом отец как увидел!

— Снова выпороли? — спросила Регина, улыбнувшись.

Вадим тоже улыбнулся и покачал головой:

— Нет.

— Как тут выпорешь? — затрясся от смеха Константин Львович. — МХАТ по нему плакал. Заявил с наглой рожей: «С матери спрашивай, это она у нас цветы выращивает. Я тебе что, цветовод?».

Вадим громко рассмеялся.

— Порубили мою культуру, не дали даже урожай собрать.

Регина подхватила его смех, еле усмиряя себя. Так весело и эмоционально Ангелина Дмитриевна рассказывала о Вадькиных проказах и шалостях, что хохотать бы в голос. Тепло внутри стало, легко все, о чем рассказывали, представлялось.

— Сколько лет тебе было?

— Лет одиннадцать, наверное. Не больше. Потом меня в тир занесло. Стал важным и примерным. Уже не «двойки» домой приносил, а медальки всякие за пулевую стрельбу.