Агония

— Еще бы. — Убрала волосы на одно плечо и отшагнула. Показалось, слишком близко он встал за спиной.

— Стой на месте, — недовольно сказал Шамрай и продернул бегунок вниз. Застегнул платье, но молния снова разошлась.

На этот раз он не спешил делать с ней что-то еще. Посмотрел Чарушиной в глаза, уловив в них напряжение, потом снова — с уже привычным невыносимым чувством на чуть обнаженную спину, на видное в вырезе черное белье. Даже одна эта кружевная полоска на ее коже сводила с ума. Снял бы… Раздел бы… Не удержавшись, провел пальцами по позвоночнику — Регина ощутимо вздрогнула под его рукой. И эта ответная дрожь, не как искра — взрыв. Тряхнуло и оглушило обоих, что ни вздохнуть, ни слова сказать, словно пепла наглотались. Шагнув, толкнул ее и тесно прижал своим телом к подстолью раковины. Она со вздохом-стоном схватилась за кованый край.

Несколько секунд, чтобы продышаться…

— Кис-кис, — тяжело от возбуждения. — Ты хоть понимаешь, что я с ним что-нибудь сделаю? Ты это понимаешь?

Больше всего он мучился, когда видел ее вместе с Владом. Видел ее улыбки ему, ее удовольствие от общения. Ее оживление от поцелуев или объятий. Каждый жест в сторону Реймана — удар хлыстом по сердцу.

— Вадя, пожалуйста, отпусти.

— Я тебя на руках буду носить. Все, что хочешь, для тебя сделаю, только уйди от него. — Сжал руками ее талию. — Не доводи меня до греха. Иначе я с ним что-нибудь сделаю. Уходи от него.

— Зачем ты приходишь? Терпишь все это?

— Потому что, как дебил, на все согласен, лишь бы свою Кису увидеть. На все. Понимаешь? Ты еще не понимаешь, что происходит, а я уже на все согласен.

Она смотрела в зеркало, в его отражение, в глаза серые блестящие. Пыталась уловить что-то и не улавливала. Старалась на определенной мысли сконцентрироваться и не могла.

Повернула к нему лицо, заглянула в потемневшие зрачки.

Вадим сразу тише заговорил, по-другому — мягче, но для нее еще мучительнее:

— Как тогда. Вадя, как дебил, был на все согласен, лишь бы Киса растаяла. Без телефона так без телефона, без адреса так без адреса, без фамилии так без фамилии. Спасибо, что хоть именем своим назвалась. Думал, вот-вот сдаст мне Реня явки-пароли…

Как сейчас помнил. Зима. Холодно. Она подошла, огляделась, спросила что-то у кого-то, наверное, кто крайний в очереди, откинула капюшон, заправила за ухо светлую прядь волос. И все. И больше мыслей у него не было. На ней темно-синяя парка, джинсы, сапожки на плоской подошве со шнуровкой: не разглядишь особенно каких-то женских прелестей, но не мог оторвать от нее глаз. Смотрел, и замирало все внутри непонятно отчего.

Видел, что напугалась его напора, но совсем не было времени придумывать какое-то лирическое вступление. Сейчас снимет деньги, или что она там хотела сделать, и уйдет, как растворится.

Есть в ней и скромность, и задор. Что-то такое редкое, чего в других в других уже давно не замечал. Какое-то внутреннее умиротворение, что сам смирел рядом с ней, утихал, внутри спокойно становилось и тепло. Так точно и не скажешь, просто ощущение. Когда завораживает все — и голос, и взгляд, любой жест, любое слово. И хочется ее безумно. Всю себе получить, чтобы больше никому не принадлежала. До скрипа на зубах хочется.

Забавно это было, необычно, ново — договариваться о месте и времени, и ждать: придет или нет. Без звонков надоедливых и сообщений. Просто ждать.

— А как ты хотел? Кто ты? Откуда? Думала, присмотрюсь сначала…

— Присмотрелась? Не подошел? А он подошел?

«Да, он подошел, а ты нет», — нужно сказать ему, но язык не поворачивался. Не смогла выдавить из себя эти слова.

— Гололед был, помнишь?

— Помню.

— Мама в тот день ушла на работу без ключей. Сумку схватила другую, а ключи не переложила. Мне нужно было ее с работы дождаться. Знала бы раньше, ключи отвезла. Поэтому я задержалась, выскочила из дома, уже сильно опаздывая. Торопилась. Поскользнулась, упала, ногу сломала… трещина. Вот так вот. — Спиной почувствовала его глубокий вдох. — Ты искал меня, да?

— Искал. Пока в стране был. Мне уже нужно было улетать в Алжир. Я не мог остаться. — Он вдруг оттолкнулся от нее, снял пиджак и накинул ей на плечи. — Поехали домой, еще время есть, переоденешься.

— Ладно, поехали, — растерянно проговорила Регина.

Они торопливо вышли из ресторана и сели в «мерседес». Выхода другого нет. Лучше опоздать, но съездить переодеться.

Только бы в пробку не попасть, молила Чарушина, запахиваясь плотнее в пиджак и вдыхая исходящий от него глубокий нудовый аромат. Пока доедут до дома, она вся им пропахнет, пропитается.

Есть запахи, которые окутывают, как облако. Вдыхаешь их легко, наслаждаешься. У Шамрая не облако — грозовая туча. Густой, сложно скроенный, богатый, резкий. Опасный, потому что его нужно выдержать, не потеряться в нем, такой насыщенный аромат может поглотить. Шамрай выдерживает, он сильнее, на нем он скользящий, как шелк, покладисто раскрывающийся до самых нижних ноток.

— Ты хорошо Влада знаешь? — спросила через время. Думала, что Вадим будет доставать ее разговорами, но он молчал.