Агония

— В общем, когда вы родились, без споров не обошлось. Свету сразу назвали Светой. Папа хотел тебя назвать Мишей. Я — Вадимом. Это сейчас на второй день после выписки все бегут свидетельство о рождении получать. Раньше не торопились. Вот и у нас. Соседи спрашивают. Ну, что? Кто у вас? Как назвали? А у нас Света и сынок. Вторая неделя, третья… у нас все Света и сынок. Отец не уступает, я тоже. Света и сынок.

— И как же вы договорились?

— Я сказала твоему отцу, что, если он посмеет записать тебя Мишей, я с ним разведусь.

— Серьезно? — удивился Вадим.

— Да, — убедительно кивнула мать.

— В первый раз слышу эту историю.

— Да как же он такое расскажет, — рассмеялась Ангелина Дмитриевна. — Пошел молча, вернулся молча, положил документы молча. Я не заглядываю. Неделю лежат — не заглядываю. Вдруг там Миша. Потом набралась смелости…

— А там Вадим.

— Да. Вадим. — Она помолчала, сделав дрожащий вдох. — А теперь я должна кое-что тебе сказать. Предупреждаю, хорошие мамы не говорят своим детям таких вещей, но, я надеюсь, ты поймешь меня правильно.

— Постараюсь.

— Вадюша… я люблю тебя больше, чем Свету.

Вадим всегда думал, что мама ничем не сможет его удивить. Но она удивила. И словами, и слезами, которые тут же полились из глаз.

— Мама, — растерянно, что с ним случалось не часто, сказал он и попытался обнять ее. Не хотел, чтобы она плакала. Материнские слезы самые горькие.

— Нет! — Она остановила его, выбросив вперед руку, словно защищаясь от объятий. — Мама не будет размазывать сопли на плече у своего сына. Подожди. Все в порядке. Сейчас все пройдет. Просто иногда простые вещи сказать почему-то очень сложно. И страшно… вдруг ты поймешь меня не так… это же не значит, что я не люблю свою дочь…

— Мама, перестань. Я все понимаю… — Крепко стиснув материнскую руку, Вадим прижал ее к губам и долго сидел, не двигаясь и не говоря ни слова. Ждал, пока высохнут слезы у матери и успокоится нервная суета.

Наконец она глубоко вздохнула, отерла щеку свободной ладонью и улыбнулась:

— Все хорошо…

— Мама, прости меня. Мы правда с тобой давно не разговаривали, откровенно и по душам, и в этом только моя вина. Нам надо чаще говорить друг с другом, но жизнь какая-то стремительная пошла. То времени нет, то желания, то еще чего-нибудь…

— То ты просто думаешь, что мама читает твои мысли.

Вадим усмехнулся:

— Да, иногда я так думаю.

— Правильно думаешь, — сиплым, еще неровным голосом сказала Ангелина Дмитриевна, — иногда я их читаю, но в основном, прости сынок, твоя мама далеко не телепат. Даже близко не телепат. Мама, не лезь не в свое дело, мама не говори ничего! Нет, мама поговори с ним сама! — процитировала дочь. — Я уже не знаю, что делать и как лучше. Уже не знаю, с какой стороны к собственному ребенку подойти, чтобы ему жить не мешать.

— Давай все-таки кофейку выпьем? — на этот раз сам предложил Вадим.

Мать без слов поднялась с дивана, но руки сына не отпустила, так и пошла на кухню, крепко вцепившись в нее. Будто боялась, что, если отпустит, разорвет только-только установившееся понимание, и они не договорят.

На кухне она стянула с него пиджак. Встряхнув, повесила его на спинку стула. Похлопала дверцами шкафчиков, ища коньяк.

— Мама, мы вроде собирались выпить кофе, — напомнил Вадим, увидев в ее руках початую бутылку.

— У каждого свой рецепт кофе.

— Я за рулем.

— На этот случай у нас есть трезвый водитель.

— Тогда давай без кофе.

— Поддерживаю. Может, ты голоден? Поужинаешь? У меня все готово, — засуетилась, выставляя на стол коньячные бокалы.

— Нет, я не голоден. Сядь, не суетись.

Ангелина Дмитриевна послушно опустилась на стул и взяла в руки свой бокал.

Сосредоточив взгляд на темной жидкости, она коротко вздохнула для каких-то слов, но потом махнула рукой:

— Давай так. Вот договорим, тогда и найдется повод выпить. — Глотнув, скривилась: — Господи, как эту гадость еще смакуют? Что там смаковать?

Вадим собрался встать, чтобы подать матери конфеты. У нее дома всегда есть конфеты — лежат во втором шкафу слева.

— Нет-нет, не надо, — остановила его, сжав запястье. — Все хорошо. О чем мы говорили?

— Света и сынок.

— Света и сынок… Света всегда была спокойнее, с ней не было проблем. Она рассудительная с детства: семь раз отмерит, один раз отрежет. Это точно про нее. Потому все мои мысли про тебя, все переживания за тебя… понимаешь?

Вадим кивнул.

— Да ни черта ты не понимаешь, — снисходительно вздохнула мать. — Вот свой ребенок появится — все поймешь. Тогда ты и мать поймешь, и отца, когда за каждый чих своего чада любимого трястись будешь.

— Я понимаю, мама. Конечно, понимаю. Родители хотят для детей лучшего. Вы с отцом тоже хотите для нас самого лучшего, и у вас даже по этому поводу есть конкретные представления. Но я же проживаю свою жизнь. Что хорошо для вас, может быть не очень хорошо для меня.