Агробление по-олбански

Греческий премьер-министр Георгиас Папандреу, вспомнив о единственном экспортном товаре Греции, обратился к образу древнего мифа и ругал биржевых минотавров-спекулянтов, пожирающих ежегодно по четырнадцать прекрасных процентов. Он выразился поэтично, как Константинос Кавафис: «Мы стоим на трудном пути новой Одиссеи для эллинизма. Но теперь мы знаем пути в Итаку… Перед нами дорога, которая требует коллективных усилий… Мы все, нынешнее правительство и греческий народ, унаследовали лодку, готовую утонуть, страну без престижа и авторитета, которая потеряла уважение даже своих друзей и партнеров, а экономика страдает от аппетитов спекулянтов и финансовой раскачки».

«Не раскачки, а накачки!» – подумал Петр.

– Что такое финансовый кризис по-гречески? – объяснял Деспотовски Давиду. – Евросоюз далеко не однороден. Скорее это чета. В нем есть северная развитая экономическая половина и есть южная деревенщина. Южане живут в основном за счет туризма и экспорта продовольствия. Северная половина – это такая Большая эмансипированная холеная женщина. Она получает серьезные доходы от производства товаров с высокой долей добавленной стоимости. Чтобы ее промышленные товары покупались, ей выгодно кредитовать знойных южан из своего кошелька. Пока кредит не надо отдавать и платить по счетам, у них все хорошо. Просто идиллия. Северная старушка Европа прохлаждается на пляжах, а южане обслуживают ее по полной программе. Такие вот альфонсы.

– Раз мы южане, выходит, мы тоже альфонсы! – предложил Давид солидарно с греками поухаживать за Большой Женщиной, присоединиться ко всеобщей забастовке по-гречески и поваляться на пляже с Большой Женщиной.

– Мы, не теряющие голову, – гордые альфонсы, и мы грохнем Большую Женщину, прежде чем она потребует вернуть долг! – яростно утопил педаль Петр, погружая Жука в сизые испарения моря. Машина нырнула в затуманенную низину, устремляясь к побережью на пленэр.

– А как мы заманим ее в ловушку? – поинтересовался Давид.

– Она сама сюда придет, потому что мы ей нужны. – Помолчав немного, Петр добавил: – Все в мире хотят получить большой дом, большую машину, большую зарплату и пенсию. Для улучшения качества жизни они все больше работают и меньше общаются с семьей и друзьями. В итоге они получают не только большую ванную, но и огромную талию, и безмерный геморрой. И тогда они созревают, что главная ценность – общение с близкими и природой. А у Большой Женщины от постоянного потребления благ уже знаешь какая талия? – спросил Петр.

– Знаю! – посмотрел Давид на широкие в талии горы.

Халкидики – запах смолы и соли. Если смотреть на полуостров с гор, то он напоминает трехслойный пирог. Большой массив белых, как хлеб, известняковых пород, лист зеленой сосновой рощи, плавящийся шмоток пляжа с хрустящей корочкой. И тут же большая бутыль солено-голубого моря.

Соленый сыр и шипящая минеральная вода. «Сувлаки» на деревянных шпажках и «Цацики» в деревянных чашках. Пальчики оближешь. Запивали скромный обед легким смоляным вином «Рецина» и крепкой «Метаксой». Всё по приемлемой таксе. Полуостров Халкидики словно выхватывает у моря тремя пальцами кусок своего, кровного. Кассандра, Ситония, Агнос Орос. В ответ море шершавым языком слизывало крошки. Оральное удовольствие.

Где-то здесь, на этом курорте, рассуждал Петр, и изнывает от похоти и жары Большая Женщина. Так она и не досталась никому вот и мучается, лежит, зарыв пальцы в песок и широко раскинув ляжки, – ждет своего Афона или Альфонса.

Словно соревнуясь с солнцем, на заднем плане сияла белая вершина горы Афон.

– А может, – сказал Порошкански, – твоя Большая Женщина на Пелопоннесе. К тому же там меж каменных коленок-гор и берцовых костей есть глубокая, покрытая зарослями терновника складка-ущелье Тенар. Может, туда рванем, в тенек, в шелковистый шиповник?

Доехать до самого моря не удалось. После очередного лихого поворота машина уперлась в тупик. Пришлось выйти и спускаться к морю по лестницам и узким пешеходным улицам. Жучок так укачал Петра, что он шел по городу, зажмурив глаза и держась рукой за каменные стены кривых улочек. Он плелся, пока на очередном крутом повороте не уткнулся в мягкий ворс. Открыл глаза и увидел, что залез по самое «не могу» в волосяной покров – шелковистую шерстку.

– Неужели это небритый лобок Большой Женщины? – спросил Петр Давида.

– Это норка.

– Норка? Чья?

– Пока еще ничья! – раздался мужской, с кокетливыми женскими интонациями, голос. – Но если желаете, месье, это голубая норка будет вашей навеки!

К сожалению Петра и Давида, они угодили в одно из тринадцати меховых ателье Голубого Папандополу.

– Не видели Больших Женщин? – обратился Петр к Эркзисису Папандополу, поздоровавшись.

– Как же не видели, благодаря большой душе больших женщин мы и существуем. Вам какие нужны – из России, Америки или Аламании? Если из Аламании, то они нашим отелям помогают своим пенсиями выживать. А если из России, то вы правильно пришли. Большие женщины из России ко мне за шубами катаются.