Читаем Агуглу (Тайна африканского леса) полностью

Сморщив лицо, он бросил на землю улов рыбы, нанизанной на тростник.

Малютки, как голодные шакалы, собирались броситься на эту добычу. Он сердито отогнал их, то надувая, то втягивая щеки, как зоб жабы. Рыбы трепетали на полу и бились хвостами. Но глава семьи схватил их обеими руками и умертвил, перекусив каждую около жабр. Затем он стал раскладывать их в маленькие кучки: одну для себя, две для товарищей и одну для женщины с детьми. Все тотчас же принялись за еду, раздирая рыбу с головы и поглощая без разбора плавники и внутренности. Мало-помалу в пещере наступила ночь и все потонуло в темноте. Я покинул свой наблюдательный пост и пошел в боковую галерею искать ощупью удобное для спанья место.

Неожиданный шум заставил меня повернуть голову: кто-то отодвинул камень, загораживающий отверстие, и бросил туда какие-то предметы, упавшие с глухим шумом. Из любопытства я вернулся назад и, поискав с минуту, нашел на том месте, которое только что занимал, коренья и немного плодов. Лихорадка моя прошла и я теперь почти с жадностью набросился на пищу. Никогда не казались мне столь восхитительными плоды дерева «nette», сладкая мякоть которых напоминает вкусом сливки.

Утолив голод, я спокойно уснул.

Мой сон продолжался долго, так как бледный свет пробивался уже в конце галереи, когда я внезапно проснулся.

Был ли это кошмар?

У меня создалось отчетливое впечатление, что вокруг меня бродит какое-то таинственное существо. Мои глаза тщетно всматривались в темноту, — я ничего не мог различить. Вдруг налево ясно послышался шум, точно в норе что-то грызла крыса. Я осторожно вытянул руку. Рука моя коснулась теплой и мягкой шерсти, и я тотчас же отдернул ее, но недостаточно быстро для того, чтобы избежать острых коготков, вонзившихся в кожу.

В то же время я увидел, как нечто рыжее бросилось к выходу, уже освещенному дневным светом, и исчезло за камнем.

Легко было догадаться, в чем дело: один из маленьких Агуглу ел во время моего сна предназначенные мне плоды. Таким образом, случайность создала положение, из которого надо было извлечь пользу.

Сделав вид, что мной овладел крепкий сон, я молча притаился. Скоро ребенок вернулся, привлеченный лакомствами; тот же шум, о котором я говорил выше, выдал мне его присутствие, но на этот раз я постарался не испугать лакомку. Зная, что он пуглив, как мышь, я одним движением быстро отрезал ему рукой отступление и прежде, чем он успел закричать, уже крепко держал его в руках; он был очень озадачен.

Помните ли вы птичек, которых в детстве ловили зимой в тенета? Они дрожали у вас в руках, устремив на вас полные беспокойства глаза. Мой пленник был похож на этих птичек. Его взгляд не отрывался от моего и в нем я читал бесконечную тоску; но он не делал ни малейшей попытки спастись; я только чувствовал сквозь ткань моего платья сильное биение его сердца.

Маленькие дикари нередко легко приручаются. Достаточно было нескольких ласк, чтобы успокоить моего пленника. Его судорожно сжатые пальцы держали еще плод, который он грыз, когда я его поймал; и теперь, когда моя рука начала ласкать его, он поднес его снова ко рту и вылизал все сливки, а потом, насытившись, беззаботно заснул на моем плече.

Вдруг жалобные крики донеслись до моих ушей.

Старший брат был слишком толст и не мог пролезть в мою тюрьму: он выл перед камнем, служившим ему преградой, и царапал его когтями. Поднялась тревога и послышался сильный шум. Крепкая рука отодвинула камень, закрывавший вход, и оттуда брызнул яркий свет, осветивший меня.

— Внимание, — сказал я себе, — наступил момент решительных действий.

Стоя в конце извилистого прохода, Агуглу с беспокойством всматривался в пещеру. Я узнал того, чей добродушный вид так поразил меня.

Сзади него, ломая руки, рыдала женщина.

При этом шуме спавший ребенок проснулся: одной рукой обвил он мою шею, а другую, улыбаясь, протягивал к матери. Эта последняя с тревогой посмотрела на меня. Но я подошел к ней и с самым миролюбивым видом положил ребенка ей на руки. Она быстро схватила его, прижала к сердцу, и, склонив голову, растерянно смотрела на него с бесконечной нежностью.

Я прошел мимо нее, но она и не подумала остановить меня. Первая моя цель была достигнута: я находился в главной пещере. Вопрос теперь заключался только в том, как в ней остаться. Мне хотелось этого не потому, что пребывание в ней было очень приятно. Наоборот, подстилки, разостланные прямо на земле, кишели насекомыми. Там валялись гниющие клубки растений, рыбьи кости и наполовину обглоданные скелеты животных. Воздух был тяжел и тошнотворен.

Перейти на страницу:

Все книги серии Polaris: Путешествия, приключения, фантастика

Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке
Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке

Снежное видение: Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке. Сост. и комм. М. Фоменко (Большая книга). — Б. м.: Salаmandra P.V.V., 2023. — 761 c., илл. — (Polaris: Путешествия, приключения, фантастика). Йети, голуб-яван, алмасты — нерешенная загадка снежного человека продолжает будоражить умы… В антологии собраны фантастические произведения о встречах со снежным человеком на пиках Гималаев, в горах Средней Азии и в ледовых просторах Антарктики. Читатель найдет здесь и один из первых рассказов об «отвратительном снежном человеке», и классические рассказы и повести советских фантастов, и сравнительно недавние новеллы и рассказы. Настоящая публикация включает весь материал двухтомника «Рог ужаса» и «Брат гули-бьябона», вышедшего тремя изданиями в 2014–2016 гг. Книга дополнена шестью произведениями. Ранее опубликованные переводы и комментарии были заново просмотрены и в случае необходимости исправлены и дополнены. SF, Snowman, Yeti, Bigfoot, Cryptozoology, НФ, снежный человек, йети, бигфут, криптозоология

Михаил Фоменко

Фантастика / Научная Фантастика
Гулливер у арийцев
Гулливер у арийцев

Книга включает лучшие фантастическо-приключенческие повести видного советского дипломата и одаренного писателя Д. Г. Штерна (1900–1937), публиковавшегося под псевдонимом «Георг Борн».В повести «Гулливер у арийцев» историк XXV в. попадает на остров, населенный одичавшими потомками 800 отборных нацистов, спасшихся некогда из фашистской Германии. Это пещерное общество исповедует «истинно арийские» идеалы…Герой повести «Единственный и гестапо», отъявленный проходимец, развратник и беспринципный авантюрист, затевает рискованную игру с гестапо. Циничные журналистские махинации, тайные операции и коррупция в среде спецслужб, убийства и похищения политических врагов-эмигрантов разоблачаются здесь чуть ли не с профессиональным знанием дела.Блестящие антифашистские повести «Георга Борна» десятилетия оставались недоступны читателю. В 1937 г. автор был арестован и расстрелян как… германский шпион. Не помогла и посмертная реабилитация — параллели были слишком очевидны, да и сейчас повести эти звучат достаточно актуально.Оглавление:Гулливер у арийцевЕдинственный и гестапоПримечанияОб авторе

Давид Григорьевич Штерн

Русская классическая проза
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже