Агуня (СИ)

— Спит, чтобы под ногами не путался. Скоро проснётся, а мне пока тебе сказать кое-что надо, — протянула ему флакон. — Выпей и послушай. Пей, я тебе сказала! А то рана откроется.

Мужчина опустил голову, провёл рукой по груди, вспомнил, что с ним случилось, и уставился на меня.

— Как ты это сделала?

— Выпей, тогда скажу, — прибегла к шантажу.

Опрокинул в себя содержимое, проглотил, скривился и выжидающе уставился на меня.

— Слазь со стола, садись и слушай.

Послушно, но осторожно перебрался на лавку. Я стояла рядом и на всякий случай держала наготове заклинание левитации. Если упадёт, то подхвачу его. Мой подопечный хоть и был слаб от потери крови, но держался. Помог снять с себя обрывки одежды, вытерпел оттирание от крови влажной тряпкой, но недоуменно уставился на куски полотна, которые я достала из свёртка.

— Зачем это? Все же зажило. Рассказывай, как ты это сделала? — голос с каждой минутой креп, наполнялся властностью.

— Была у меня в запасе живая и мёртвая вода. По наследству от бабки досталась. На тебя всё извела, касатик. Но не хочу, чтобы кто-то об этом знал. Потому сейчас я тебя перевяжу, а ты хотя бы седьмицу походи скособоченно и охай почаще.

— Зачем?

— Чтобы не пришли ко мне лихие люди и не стали требовать выдать источник. Видишь бутылочки? Они пустые. Больше нет, а где брали — о том не ведаю. Поэтому и ты молчи. Понял?

— Понял. Получается, что ты мне жизнь спасла, — легко погладил себя по забинтованной груди.

— Получается, — согласилась я, закрепляя полотно узлом на плече. — Но постарайся об этом никому не рассказывать.

Как бы ни были хороши средства, выделенные мне снабженцами, но не могли они сразу и полностью восстановить раненого. Слабость проявлялась испариной на лбу и бледностью кожи.

— Давай-ка, касатик, ты приляжешь, — положила на лавку подушку, достала одеяло и укрыла перебинтованную грудь. — Тебе сейчас отдохнуть надо и сил набраться. Поесть тоже не помешает.

Утром, собираясь полетать, поставила в печь чугунок с курицей и грибами, чтобы протомились хорошенько к возвращению. На таком бульоне хорошая лапша получается.

— Постой, — заметив, что хочу отойти, попросил мой подопечный. — Разбуди Здеслава. Нужен он мне.

— Да не сплю я, — донеслось с противоположной лавки. — Прости, бабушка, за обман, но против оберега моего ни одно наведённое колдовство не действует. Не мог оставить родича без присмотра.

— Ну и пёс с тобой! — махнула рукой, пошаркав за занавеску к печи.

«Филипп, слушай, о чем говорят, и мне транслируй», — поручила коту и загремела посудой.

В голове тут же появилась картинка. Словно вижу происходящее глазами котика. Чтобы ничего не упустить, фамильяр спрыгнул с печи и подошел к лавке с болящим, куда перебрался и Здеслав. Муркнул, потерся о сапог богатыря. Тот наклонился, погладил по спинке, почесал за ухом и похвалил:

— Какой ты холёный. По всему видно, что любит тебя хозяйка.

Кот, не терпящий чужих рук, в интересах дела замурчал громче, запрыгнул к нему на колени, немного потоптался и улегся, навострив ушки.

— Слушаю тебя, князь.

Значит, я не ошиблась, когда писала требование. Князя мне притащили на излечение.

— Что думаешь о случившемся?

— Думаю, что хорошая привычка — кольчугу носить. Не будь её на тебе, куда хуже могло всё обернуться. Вот только не понял, как ты перед медведем очутился? Договаривались же, что с коня не сходишь, вперёд не лезешь.

— Тот конь и сбросил. Прямо в лапы зверю. Ничего ни скажешь, хорош подарок боярский.

— Меня тоже оттеснили умело. С рогатинами бросились к зверю и заслонили весь обзор. На вздох отвлекли, а ты уже порванный лежишь, — повинился княжий пестун.

— Думаешь, подстроили?

— Тут и думать нечего. Не всем ты мил, Акамир, хоть и сами призвали тебя на княжество.

В горнице замолчали, а у меня лапша просилась на стол. Захватив ложки и миски, откинула занавески и пошла в горницу.

— Хватит его разговорами мучить. Садитесь есть.

Ковригу хлеба, выставленного на разделочной доске, Здеслав напластал кинжалом щедрыми ломтями. Тем временем я разлила лапшу по мискам и подвинула гостям. Ели молча. Князь сцеживал бульон и выпивал его из ложки, его родич ел с аппетитом, сопровождая еду уханьем и причмокиванием, Филипп аккуратно лакал навар, вытаскивал на стол кусочки мяса, поедая их со столешницы, а я, поглядывая на них из-под косматых бровей, не чувствовала вкуса супа, понимая, что влипла в новую историю.

Глава 5

— Бабушка, позволь отсидеться у тебя седьмицу? — вдруг спросил князь.

Мы с Здеславом с удивлением уставились на него и хором спросили:

— Чего это?

— Сама говорила, что мне надо изображать больного, а я не скоморох, чтобы лицедействовать и кривляться. Пусть дядя всем скажет, что я очень плох и перевозить меня опасно.