Аяуаска, волшебная Лиана Джунглей: джатака о золотом кувшине в реке

И правда, ноги от затяжной семичасовой(!) и полной падмасаны не болели, и в последующих переездах, даже когда я ехала в автобусе по пятнадцать часов, мышечные боли — мой неизменный бич-мучитель — больше ни разу не проявили себя.

— А чтобы организм был постоянно сбалансированным, аяуаску нужно принимать каждые шесть месяцев. Три раза — и делать два дня перерыва между приемами, — добавил он.

Тут мы как раз выбрались на пятый километр трассы. Смахнули пот со лбов, присели на поваленный ствол дерева, и стали ждать мотокар. Но понятно, что на трассе, находящейся в стадии незавершенного строительства, в семь утра, да еще в воскресенье, шансы на магическую материализацию транспортного средства пусть даже в присутствии курандеро, находящегося в близкой дружбе с могущественными духами сельвы, все равно были невысоки.

А между тем, с каждой уходящей минутой солнце набирало силу, и к половине восьмого стало по-настоящему жарко. Было ясно, что в восемь будет еще жарче, чем в полвосьмого. А в девять — жарче, чем в восемь. Ну и так далее, вплоть до шести вечера. И также становилось ясно, окончательно и бесповоротно, что обратный путь предстоит проделать пешком: по красной глиняной дороге, которую, как механический исполин, регулярно трамбовала машина-каталка и которую после каждого ливневого дождя также регулярно разбивали многотонные грузовики. Когда мы вчера ехали в сельву, я разглядывала впечатанные в землю художественные композиции из глиняных слепков цвета охры, тщательно снятых с автомобильных шин разной степени истертости — их узоры были широчайшего спектра: от полуслепых до новейших, рельефно-выпуклых.

— Вот, — думала я. — грузовики уже давно проехали и уехали. А следы их прошлого присутствия до сих пор здесь. И так каждый раз… и так до нового дождя и последующего обновления… и мы точно также движемся по колее своей жизни.

Мы с Вилсоном, даже не сговариваясь, решили идти — а те двое остались на пятом километре ждать чуда.

29. УТРО. ДОРОГА В ТАМШИЯКУ — 2

От пятого километра трассы до моей гостиницы было километров семь или восемь, и предполагалось, что мы их преодолеем часа за два. А жара между тем набирала силу. Свои силы можно было или беречь, или расходовать на беседу, тем самым визуально делая дорогу короче. Мы сделали ставку на последнее.

Наша дорожная беседа была сродни неприхотливым журнальным рубрикам из серии «Со всего света» или «Обо всем понемногу». Он делился со мной своим мнением о политике и политиках, об Алане Гарсии, который был тогда президентом Перу, не мог не вспомнить, как несколько месяцев назад правительство Гарсии (просвещенный, однако, человек: преподавал экономику в парижском университете) жестоко подавило восстание крестьян-кампесинос из сельвы. Он сказал:

— Сельва — это такая часть Перу, что… когда сельва возмущена, Перу сотрясается.

И рассказал, что совсем недавно жители сельвы поднялись в защиту принадлежащей им земли, которую правительство хотело ппод шумок прихватизировать — прихватить и национализировать. Что на стороне крестьян были и убитые. Не обошел он стороной и близкую ему экологическую тематику и защиту джунглей от разного рода «разработчиков». Но лучше всего я запомнила, понятное дело, две истории, где речь шла про аяуаску. Одна история была о банко, а вторая — о белой жидкости.

— Banco? — повторила я. Он уже второй раз произносил это слово. Ни одно из значений слова banco, которые я знала — банк, лавка, отмель — явно не подходило; и из контекста значение слова тоже не реконструировалось. Тогда он объяснил смысл слова на живом примере:

— Чтобы стать banco, нужно несколько лет провести в сельве, диетировать и учиться у духов растений.

Вилсону очень хотелось стать банко. Он считал, что для этого ему нужно было провести в сельве еще один год — вдобавок к тому времени, что он там уже провел. Или, как он сказал: не просто год, а год и еще один день. И уточнил:

— А если пробыть там только год, а один день при этом недопровести, то все насмарку пойдет.

Один год плюс один день… может быть, потому что один самый последний день, прожитый в джунглях вдобавок к длинному-предлинному году и кажется самым длинным, являясь напряженнейшей кульминацией внутреннего преодоления? В русских сказках тоже все про один год да один день толкуют.

В период ученичества жить полагается в одиночестве, в полумраке джунглей — это для того, чтобы солнце не уносило энергию находящегося на обучении. Нельзя и под дождь попадать — по той же причине. А следует соблюдать ограничения в еде и кроме этого, dietar con la planta — употреблять в еду растение, у которого хочешь пройти курс обучения. Диетировать — наверное, так это будет правильно на русский перевести. Я просто про такие реалии в жизни русских знахарей не слышала, потому и соответствующего слова в нашем языке нет.

— И когда ты там живешь, тебя всему учат сами растения — завершил он свой кратенький обзор пути становления банко.

— А как же растения могут обучать? — с пионерским энтузиазмом спросила я.