Позже мне довелось прочитать статью одного из адептов аяуаски, где описывался его опыт, похожий на мой собственный и тоже вулканического характера — правда, с одной существенной разницей: ощущения пережитого на уровне органов чувств оказалось у нас с ним прямо противоположными.
Во время церемонии, — говорилось в его статье, — я чувствовал, как каждая клеточка тела была завернута во всепроникающую целебную вибрацию, и что сам воздух вокруг меня вибрировал в акустическом резонансе с песней-икаро, которую пел шаман.
Здорово ему, видно, было при этом. Может быть, потому, что некоторым настройку на мировой узор приходится начинать издалека да изглубока, de profundis да через вулканы?… а вот некоторым — автору вышеупомянутой статьи, например, — песня-икаро уже изначально несет не грохочущую перестройку, а гармонию и мир.
Еще через какое-то время после поливания водой я уже смогла пошевелиться, и тогда поднесла руку с часами к глазам. Было около трех утра: это означало, в реальном мире с начала церемонии прошло уже около семи часов.
Дальше я поняла, до чего же мне хотелось спать, и тогда я с вожделением посмотрела на мягкий матрас, положенный под приветливую белую москитную сетку, на покрывающее его чистое голубое одеяло. Но подняться с лавки и постоять, не говоря о том, чтобы пройти несколько шагов к матрасу — до таких свершений все-таки еще было далеко. Так что, посмотрев на спящих — а действительно ли они спят? — я по возможности элегантно пересекла комнату от деревянной лавки к далекому матрасу на четвереньках и быстро нырнула под москитную сетку. Опять пробудившийся Вилсон принес свечку, зажег ее и поставил неподалеку от матраса.
Свет от нее уже был мягкий и ровный; он не распадался на фракции, не метался по комнате и не жил отдельной от своего источника жизнью. Со светом горящей рядом свечи стало хорошо и по-домашнему уютно, и вскоре я забылась легким сном и слышала, как вверху по-прежнему копошились летучие мыши, и время от времени, после резкой команды авторитетного руководителя, они дружно и синхронно сбрасывали что-то тяжелое вниз, и оно плюхалось к подножью моей москитной сетки, но вопрос: что же именно они могли сбрасывать? — меня уже не волновал никак.
Проваливаясь уже глубже в сон, я подумала, что все-таки смогла переплыть эту загадочную хрустально-сепиевую реку, и темная ночь осталась позади. И что теперь я стояла на другом берегу реки, с интересом оглядываясь по сторонам.
Здесь раскинулся громадный сад, сплошь заросший деревьями, травами да цветами. Корнями все они уходили в землю; она их держала и питала. Пчелы над ними гудели, оплодотворяди их и собирали мед. Птицы пели и радовали душу. Цветы пьянили своим ароматом. Вот он тут тебе, живой Абсолют, из которого все исходит, и тут же тебе и привязанная к нему относительность с ее причинно-следственными связями. Все упорядочено, все находится в симбиозе, во всепроникающем взаимодействии.
Как потом выяснилось, на этом новом берегу и цветы были ярче, и пение птиц слаще, и желания исполнялись быстрее. И я невольно задумалась: не отсюда ли именно все мои синхронистичности, пробившиеся в день сегодняший, и стартовали?
28. УТРО. ВОЗВРАЩАЯСЬ В ТАМШИЯКУ — 1
Еще не было и шести утра, а Вилсон уже принялся опять мести пол в комнате, готовясь к уходу. Я от его деятельности проснулась, но молча лежала, не двигаясь, и смотрела на него через полупрозрачную москитную сетку, сопровождая взглядом каждое его движение… что это за страсть у него такая к подметанию полов… потом выползла из-под сетки и осторожно выпрямилась. Ноги казались не особо связанными с самим телом, а пол подо мной слегка накренился вбок.
— Вода из ручья поможет, — посоветовал размахивающий веником Вилсон, который понял мое состояние, даже не глядя на меня. — Утром, после приема аяуаски первым делом нужно облиться холодной водой из ручья.
Я с сомнением посмотрела на высоченную приставную лестницу, потом слегка пошевелила ватной ногой, опробуя ее на деле. Дядечка благородно пришел на помощь: не зря, оказывается, я в нем вчера заприметила офицерские мотивы. Он прочно обхватил мою правую руку выше запястья, а левой рукой я как клешней зацепилась за перекладину на лестнице. На середине лестницы вера в свои силы вернулась, и дальше уже все было просто. Я пересекла поляну, добралась до знакомого бревна, перешла по нему ручей, разделась и стала обливаться свежей водой из хрустального ручья.
Утренние водные обливания действительно оказались живительными, и подорванные ночным бдением силы, как и обещано, возвращались незамедлительно. Я оглядела свое тело. Тут, в сельве, я провела почти всю ночь без москитной сетки. И где же были те комары, которых я так панически боялась еще с самой Панамы? Хоть бы один за ночь укусил!