Аяуаска, волшебная Лиана Джунглей: джатака о золотом кувшине в реке

Это разделение на «меня» и на «мое тело» принималось тогда на уровне констатации факта, оно было настолько естественным, что никаких вопросов не вызывало. Тело недвижно сидело на лавке, а я летела к точке на горизонте — или она ко мне. И это казалось естественным и нормальным.

Но что меня тогда поразило больше всего, так это точка-бинду. Откатываясь вдаль, она тем самым создавала пространство и время — я видела, как они раскатывались передо мной безграничным ковром, созданным из самого света. Она создавала его не сама по себе, а именно благодаря моему полету, потому что именно он выводил ее из состояния покоя-нидры и заставлял двигаться: до того, как начался мой полет, нового пространства и времени просто не существовало, потому что они удобно лежали в ней двудольным семенем: неразделенно и непроявленно.

Потом речной горизонт исчез, и на его месте появился пологий берег, похожий на берег озера Онтарио. На нем были разбросаны какие-то некрупные круглые камешки. На ощупь они были гладко-ноздреватые, а на вид — темно-коричневые.

Оба видения были очень отчетливые, как короткометражные HD фильмы, сделанные на высококачественной японской аппаратуре. Видимо, для спецэффекта о вневременном характере происходящего, они были выдержаны в легких сепиевых тонах, как это бывает на старых, слегка выцветших фотографиях. От лиц, и почему-то от водной глади тоже веяло отстраненностью и покоем.

Эти лица — знаете, чем они особенно притягивали к себе? Казалось, что за спокойствием темных индейских лиц скрывалась какое-то сбереженное знание, которое для нас, обитателей нашего продвинутого и цивилизованного мира — в отличие от их, который наша цивилизация называет примитивным — уже стало загадкой, тайной за семью замками.

Казалось, это знание переносит их в качественно иное состояние бытия — бытия, о котором мы, люди, образованные и обкатанные в системе других ценностей, могли только смутно догадываться — и мечтать. Обладатели этих лиц словно совершили квантовый скачок из мира феноменального в мир мифологизированный, там обосновались и жили в нем параллельной нам жизнью. Точнее было бы, конечно, сказать, не параллельной, а вообще жизнью перпендикулярной.

Из всего этого я поняла, что меня, как и давешнюю американскую студентку, не иначе как тоже загрузили новыми впечатлениями и информацией. Не знаю как ей, но мне на их осознание потребовалось время. Много времени. Дешифровка происходила постепенно, в свете новых знаний, и которые, в свою очередь, являлись продуктом измененного уровня сознания. А во время самой церемонии и в непосредственной временной близости от нее я только отметила, что возникшие видения, нет слов, были в целом интересными, но было две загвоздки: видения показались слабо-значимыми, а кроме того, обидно-короткими. Такими же короткими, как и сама легенда о сотворении мира из пения анаконды. Запела она — слушатель только-только начал в ее пением и в рассказ про нее вникать — а тут раз-два, мир уже успел появиться, а история — закончиться.

И со мной в качестве зрителя реки, индейцев и каменьев точно тоже получилось. Ведь если в кои веки видение появилось, то понятно, что хочется сериала, или на крайний случай, широкоформатного фильма хотя бы на пару полноценных серий. И чтобы субтитры были. И голос за кадром. И чтобы зрителя не держали в темноте и невежестве, а пусть доходчиво поясняли бы происходящее прямо по ходу дела.

Кроме того, я огорчилась из-за того, что все опять шло не по плану: это были не те видения, на которые я рассчитывала. Так что из-за их краткости, но более всего, из-за их внепланового характера, я решила не обращать на них внимание. И опять-таки, напрасно.

Между тем телесные ощущения вернули меня к непосредственной реальности: был тот случай, когда, хочешь или не хочешь, а ее приходилось воспринимать именно сквозь призму «здесь и сейчас». К этому времени в клетках, казалось, пришли в движение самые древние тектонические пласты; конца землетрясениям, которые они вызывали, похоже, не предвиделось. Каждая клетка сотрясалась как бы по отдельности, но в то же время была включена в некий общий ритм вибраций.

Наблюдатель, невовлеченный в «здесь и сейчас», наверняка бы не преминул явить любознательность и задуматься: а что это за ритм? А не его ли создает своим пением змея-анаконда? А не из него ли возникло все сущее? А совсем продвинутый — а главное, дистанцированный от землятресений наблюдатель мог бы даже выдвинуть рабочую гипотезу, что интенсивность извержений внутриклеточных вулканов прямо пропорциональна степени отклонения клеточных вибраций от изначального космического ритма…