Айболит в законе

Я не люблю вспоминать своё прошлое. Войну в Чечне и полученное там ранение — тем более. Поэтому перевёл разговор на другую тему.

— Ладно, бог с ними со всеми. Меня это не волнует.

— Разве? — удивился Костя. — Ты ведь, если не ошибаюсь, был близок с дочерью Богданова. Или я не прав?

— Там ещё буженина осталась, — попытался я отвлечь его внимание. — В холодильнике посмотри. Кушай, пожалуйста, очень вкусная штука.

Костя поколебался секунду, выбирая между мной и бужениной. К счастью, буженина победила.

— Мы ведь тоже не с пустыми руками пришли, — спохватилась Аня и принялась выгружать продукты на освободившееся было на столе место.

Я хотел возразить, но потом махнул рукой.

— Саня, так как насчёт того, чтобы рассказать мне всю эту историю с заготовкой органов для нелегальной трансплантации?

— Видишь ли, Костя, — начал я. — В аварии я получил сотрясение мозга. Вот, — я ткнул пальцем в повязку на голове.

— То, что у тебя сотрясение, было заметно и до аварии, — ухмыльнулся он.

— В общем, теперь у меня здорово ослабла память. Ничего не помню. Короче, не доставай меня, Хемингуэй. Что проку ворошить старое? История грязная, и вспоминать о ней не доставляет мне никакого удовольствия.

— Всегда ты так, — обиженно протянул он.

— Брось дуться, Кузя, — я хлопнул его по плечу. — На твой журналистский век всякой нечисти ещё хватит. Лучше скажи: этот… как его, Казбек, он кто больше, обычный вертлявый деляга или отморозок?

— Тебя же это не волнует, — поддел меня Костя. — Поэтому лечись, восстанавливай память. Если что-нибудь всё-таки вспомнишь — дай знать. Тогда, может быть, поделюсь с тобой информацией.

— Шантажист, — буркнул я.

— Да, я такой, — довольно подтвердил он.

— Нашёл, чем хвастать. Кстати, Анечка, вы заходите как-нибудь проведать старого больного человека. Своего дрессированного хомяка можете оставить дома.

— Что значит — дома? — возмутился Костя. — Махницкий, ты имеешь дело с моей женой, так что поосторожней. А то к твоим дыркам в черепе добавятся новые и…

Аня, смеясь, взяла под руку встревоженного супруга, и они отбыли к своему семейному очагу. Я посмотрел им вслед, усмехнулся и пристроился с сигаретой на подоконнике.

На следующий день меня навестил сам Богданов. Собственной персоной. Я не поверил глазам, когда увидел на пороге его высокую, чуть сутуловатую фигуру. За ним маячил Горенец, осунувшийся и усталый. Я прекрасно помнил нашу с Богдановым последнюю встречу, которую при всём желании нельзя было назвать дружественной. Поэтому растерялся и хотел по своему обыкновению съехидничать. Но, взглянув в суровое лицо Наташиного отца, благоразумно оставил эту затею.

— Что, Саня, дорезвился? — его жёсткая рука крепко стиснула мою.

— Есть немного, Владимир Борисович.

— Хорош, — он критически осмотрел меня. — И халат мой новый, смотрю, Наташка тебе уже приволокла.

Я сделал большие глаза.

— Видит бог, не знал, что ваш. Вам его сразу отдать, или пришлёте за ним позже?

Он тяжело посмотрел на меня и буркнул:

— Как был Айболитом, так и остался. Что с головой-то? Почему перевязана?

— Царапины, — небрежно ответил я.

— Понятно, — он помолчал. Потом, подумав, добавил: — Ну-ну, — решив, видимо, таким образом поддержать нашу оживлённую беседу.

— Слышал, у вас проблемы, — осторожно начал я.

— У меня?! — он криво усмехнулся, и я понял, что на самом деле проблемы возникли вовсе не у него, а у того, кто так неосмотрительно решился потревожить покой Богданова.

— Кстати, моё предложение ещё остаётся в силе, — он поднял на меня глаза, и я почувствовал себя, как в далёком детстве, маленьким и неуклюжим.

— В смысле — держаться подальше от вашей дочери? — уточнил я, немного отодвигаясь на всякий случай. Бог знает, что там у него на уме. Тревожить родительские чувства бывшего чемпиона Союза по боксу — занятие чрезвычайно опасное.

Он заиграл желваками и зарычал:

— При чём здесь Наташка? Пусть бегает за тобой, сколько влезет, если такая дура. Вы, я смотрю, два сапога пара. Оба немного того. Вообще, Махницкий, ты можешь говорить серьёзно?!

— Могу, — сознался я.

Горенец за спиной Богданова показал мне кулак. Просит не злить босса, догадался я.

— «Могу»… — передразнил меня бывший тренер. — Не надоело тебе дурака валять? Не мальчишка ведь уже, доктором стал, повоевать успел…

Далее последовало перечисление моих званий, наград и прочих регалий, которое я из врождённой скромности пропустил мимо ушей. Когда оно закончилось, Богданов посопел и спросил:

— Так не надумал ещё ко мне в команду уйти? Я бы из тебя быстро человека сделал, — задумчиво произнёс он, почему-то глядя при этом на свои кулаки.

— Нет, нет, — замахал я руками, до смерти напуганный его последним замечанием.

— Гм, — он помолчал и снова посмотрел мне прямо в глаза. Было в его взгляде что-то непонятное, совсем не похожее на прежнего Богданова. То ли просьба, то ли тоска непонятная. Как будто хотел попросить о чем-то, но не решался. — Ладно, коли так. Выздоравливай.