Аид, любимец Судьбы. Книга 2: Судьба на плечах (СИ)

Танат исчез – сверкнули железом перья – и почти без перерывов в зал вступила Геката. Рядом шла потерянная Персефона. Я взмахом руки отослал безутешные тени, предчувствуя недобрый разговор.

Геката, по своему обыкновению, ограничилась лживым поклоном и приветствием, полным такого же неправдоподобного почтения. Два ее призрачных тела усмехались, пока она кланялась.

– Припадаю к стопам твоим, великий Владыка, и прошу позволения спрашивать… – нотка презрительной насмешки почти незаметна, и гневаться на дерзкую не за что. Я кивнул – спрашивай.

– А Громовержец-то на своих ушел после братской встречи, или на колеснице увозили?

Каменное выражение лица и взгляд мимолетом на жену – что это, мол, твоя подруга блажит.

– Она ничего не говорит, – усмехнулась Геката. – Только отворачивается и краснеет, и для сплетников с Олимпа это более чем правдоподобно. Но я-то знаю, какой ты бешеный. Насмотрелась.

Персефона беспомощно развела руками – мол, хочешь, сам разубеждай. Геката принялась неспешно расхаживать перед моим троном, два тела следовали за третьим, и концы дымчатого пеплоса подметали пол.

– Он послал Гермеса к Прометею, – сказала вдруг. – Еще вчера, верно, сразу после возвращения.

– Откуда знаешь?

– Я была там. Собирала цветы. Из крови Дарителя Огня чего только не вырастает, – и мечтательная, сладкая усмешка. Не хочу знать, что там вырастает из крови Прометея. – У меня нет хтония, Владыка, но я умею хорошо колдовать. Почти так же, как слушать.

Я не шевельнулся на троне. Если уж Трехтелая начала – значит, будет договаривать.

– Твое имя не было произнесено – о, нет, но Вестник настоятельно допытывался: кто же сможет победить Сильнейшего, из пророчества?

– Карами грозил, – утвердительно сказал я.

– Кроме всего прочего. А еще он от имени Зевса обещал титану помилование, если только тот скажет: в каком родстве с Громовержцем его будущий победитель. Хотя бы – из какого тот поколения богов или титанов.

– Прометей…?

– Крепче скалы, на которой он висит, и клиньев, которыми пробита его грудь. Не обронил ни слова.

Значит, Зевс почти уверен, что это я. Тьма Эреба… Хоть ты сам отправляйся на поклон к упрямому титану и проси его дать младшему ответ, чтобы это пророчество перестало жрать Громовержца изнутри, чтобы отвратило его взгляд от моих подземелий…

А вдруг там – и правда я?!

Прислушался: Ананка молчала. Наверное, пребывала в печали по поводу каши, которую я заварил.

– Славное варево, яд страшнее моих, – в тон моим мыслям отозвалась Геката. – Ты хорошо постарался, Владыка. Что будешь делать теперь? Учинишь беспорядок в собственном мире? Позволишь пробраться сюда паре-тройке героев, разрешишь какому-нибудь полубожественному оболтусу увести Цербера?

Я чуть опустил ресницы, как бы говоря: «Тебе-то что?»

– Игра в бессилие не хуже прочих, Кронид, – прошелестело в тронном зале. – Одно плохо – нужно, чтобы она была убедительна. А как быть с доказательствами? С ребенком, который докажет, что ты так же рогат, как сатир?

– Зевс не признает этого ребенка.

– Признает, - тихо сказала Персефона. – Он поверит, что я забеременела от одного его прикосновения, потому что…

Ну да, конечно, он же велик. Хотя и не всезнающ. Тьма Тартара, если он раскроет обман – он, конечно, будет молчать, но возненавидит меня страшнее отца.

– Это должен быть ребенок Зевса, – проглотив что-то, заговорил я. – Вседержитель должен узнать собственную кровь…

Геката наградила меня кровавой улыбочкой.

– В мире очень много неродившихся сыновей Зевса: нимфы, нереиды, смертные – можно выбрать. А у меня всегда под рукой нужные снадобья: чего только не растет на Стигийских болотах…

Я еще немного посидел, глядя в шесть ее истекающих таинственным туманом глаз. Все равно мы не смогли бы сделать это только вдвоем, даже чтобы играть в бессилие, нужны союзники…

– Я вознагражу тебя, – упало с губ.

Она окатила улыбкой, в которой презрения было гораздо больше, чем преклонения с благодарностью.

– Владыка велик. Я делаю это ради верности, а не ради награды.

Как же ты все-таки умна, Трехтелая… Ведь не уточнила же, ради верности – кому.

Чему. Я и так знаю. Опасность нависла над миром, за который ты сражалась, опасность такая, что ты готова заключить союз с тираном этого мира – тем более что жена этого тирана тоже в опасности, а она твоя подруга…

Трехтелая выплыла из зала неслышно. Зная ее, опасаться нечего. Персефона некоторое время колебалась, не пойти ли за подругой, потом опустилась на свой престол по правую мою руку.

– Я пыталась, – пробормотала она. – Но она только расхохоталась и заявила, что все ужимки я могу оставить для Гебы и Афродиты. И сказала, что все они поверят. Боги – потому что не смирятся с мыслью, что они никогда не осмелились бы на твой поступок. Богини – потому что иначе им придется иссохнуть от зависти, сравнивая тебя с их мужьями и любовниками…

Голос задрожал ослабшей струной кифары, словно она хотела прибавить еще что-то – и не смогла.

Смутно роптали тени за стенами дворца – мир понимал, что намечаются перемены, но не понимал, какие…

Великие перемены.

Будем играть в бессилие!