Аид, любимец Судьбы. Книга 2: Судьба на плечах (СИ)

А Громовержец таких промахов не спускает – даже собственной сестре. Тифон повержен, но Деметра, преступившая долг во имя дочери, должна понести кару…

А карателем среди нас всегда был я.

– …хочу, чтобы ты нанес ей визит. Аид, ты понимаешь сам: мы не знаем, чего от нее ждать. Кого она породит в следующий раз – нам на погибель? И едва ли к Гее могу явиться я – убийца ее сына…

«Пошли Деметру», – чуть не сорвалось с языка.

– Молва наверняка уже разнесла, что я стоял рядом с тобой после твоей победы. И меня видели на праздничном пиру.

– Едва ли ей уже успели об этом донести. А после жребия… понимаешь, брат, некоторые считают, что ты противопоставил себя остальной Семье. Не являешься на Олимп. Не участвуешь в советах. И она может принять тебя, потому что посчитает…

…что я не одобряю и не поддерживаю ваших решений, между тем как мне просто нет до них дела. Да, это может сработать.

– Она примет тебя, – заключил Зевс тихо, и по тому, как дернулись его губы, видно было: Громовержец недоговаривает. – И есть еще причина. Из нас всех только ты… я слышал, в прежние времена ты читал по глазам, без слов. Я хочу, чтобы ты заглянул ей в глаза. И увидел, что она собирается делать.

Сказать «ладно» у меня не повернулся язык. Такое может сказать – брат.

Ты великий Владыка, Зевс. Отменный стратег. Неповторимый дальновидец.

Ты правитель, каким мне не быть никогда.

– Я выполню твое повеление, Эгидодержец, – прозвучал ответ не брата, но подданного.

* * *

Черепаха неспешно волочила тело по траве – похожая на усталого воина, состарившегося в бесконечных боях. Панцирь отколот сбоку, исцарапан ударами невидимых копий, шея – в морщинах, сам чуть ползет, но все-таки куда-то и зачем-то ползет, глядя гноящимися глазками. Земля вокруг содрогается, а маленький коричневый воин все продвигается вперед – и не такое видали!

Когда на землю упала тень, черепаха нырнула в панцирь. Тень приблизилась.

Огромная, грязная и волосатая ступня раздавила черепаху как яйцо.

– Я сказал тебе – уходи прочь! Мать никого не хочет видеть.

Суковатая дубина разодрала вечерний воздух рядом с моим левым виском – не ударил все же, поостерегся.

Как там зовут этого великана – Антей?

Туша нависла, качнулась, обдала острым запахом пота, овчины и прокислого вина. В бороде у стража застряли пучки зелени и куски лепешек – я оторвал его от ужина.

Пальцы сжимали двузубец – тщетно. Нельзя идти на встречу с Геей, перешагивая через труп ее сына.

Особенно после того, как она лишилась Тифона.

Колесница Гелиоса медленно сползала за край горизонта, навстречу ей поднималась томная Эос в вечернем наряде – сегодня она, будто в насмешку, решила вырядиться в огонь и кровь.

– Пусть великая Гея сама откажет мне во встрече. Клянусь, я не посмею ее тревожить.

Хрустнул черепаший панцирь, когда великан затоптался, оставляя вмятины в черной, жирной, плодородной почве – масло можно из нее давить. Антею хотелось обратно, на свой благословенный пост, где догорал костер и остывала, исходя в небо ароматами, туша барашка. У костра лежали три волкодава – здоровые, вислоухие. С каждой минутой волкодавы ухитрялись лежать ближе к барашку, так неровен час и вовсе уволокут, а тут нанесло всяких…

– Глухой, что ль? Сказал: мать никого…

– Ну так сходи и передай ей, что явился Аид. Не изменит ли своего решения?

Наклонил лобастую башку, укусил недоверчивым взглядом гноящихся глазок.

– Чего? Какой Аид? Никаких аидов не знаю. Уходи добром, говорю! А то кликну собак – так от плащика твоего одни шматки останутся!

И негромко свистнул сквозь зубы.

Псы у костра не повели ухом. Они уже успели рассмотреть и учуять гостя, переглянуться между собой и прийти к собачьей договоренности: не лезть.

Со второго свиста палевый вожак начал ожесточенно скрести за ухом – блохи одолели.

С третьего он встал, честно гавкнул в мою сторону, вздыбил шерсть и отхватил клок мяса от ужина хозяина.

–

У тебя умные псы, – неспешно сказал я, приподнимая двузубец. – Умнее тебя самого. Следуй их примеру, пока можешь: сиди у костра и ешь свой ужин. Дай мне пройти.

Великан затоптался неуверенно. Сбил палицей праздно пролетавшего мимо дрозда – только пестрые перья брызнули.

– А ты б в другой раз зашел бы… э? Мать-то… ей не до гостей сейчас. Кто там знает, как тебя встретит…

Может, и впрямь – отступить, выждать? Задание Зевса не сбежит от меня, ни к чему являться к Гее сразу после смерти Тифона…

«Бе-е-е-е-еги!» – колокольцем залилась одна из сотен овец, что пасутся на плодородных всхолмьях Этеи. «Бэ-е-е-есполезно!» – насмешливым переливом выдала другая. «Бе-е-е-ездарность!» – с издевкой подтвердил баран.

– Ах ты, орясина! Зад убери! Такого гостя… такого гостя чуть не отвадил!

О Гее никогда нельзя было сказать «Точно явилась из-под земли» – это уж скорее про меня. Она появлялась из земли – выныривала, словно купальщица из благоуханной ванны.

На щеках – легкий румянец, на сухих губах – полуулыбка, волосы убраны цветками по сезону (левкои, дельфиниум, мелкие глазки фиалок). Мозолистые руки раскинуты – во всю ширь долин и полей.