Аида

«Вредничает, но знает же, что сама Екатерина разрешила! А может быть, надо было как всегда, у него отпрашиваться!? – нервничая, подумала она. Хорошо, что стоматолог находится в этом же здании, – успокаивала она себя, – не придётся бежать. Успею!»

Протезист Юрий обещал ей, что к выходным снимет временные пластмассовые капы и поставит постоянные керамические зубы.

– Пускай дорогие, но зато надёжные, – так они решили с родителями.

Как же она намучилась со своими зубами. Вот уже второй месяц, по вечерам, она после работы, иногда отпрашивалась, как сегодня, а иногда просто договаривалась с Валентином Ивановичем и убегала. Ей очень хотелось, чтобы эта экзекуция завершилась поскорее. Ни пожевать, ни откусить, ни улыбнуться, – как же всё надоело.

– Мурыжит он тебя, специально тянет время, – делал заключение Валентин Иванович, как будто он был опытным ловеласом, – хочет, чтобы ты к нему подольше приходила. Я точно тебе говорю! Твои зубы можно было сделать, ну…, – он чесал за ухом, – недельки за две. А тут второй месяц. Влюбился Юрка, точно, говорю тебе! – частенько, за последнее время повторял доктор.

– Шу-у-у-утите, Валентин Иванович! – Леночка ненадолго вспыхивала, как фонарик, теребя кончики своих волос, но ей это было приятно слышать.

Время тянулось долго, ей казалось, что стрелка часов предательски застыла на одном месте, что прошла целая вечность, что эти десять минут не закончатся никогда. Но она успела подумать о новом приятном знакомстве на вчерашней дискотеке, об отпуске, как вдруг дверь приоткрылась и показалась мальчишечья, коротко остриженная голова и спросила:

– Можно? Я к хирургу Ткаченко.

– Хирург принимает по субботам с восьми и до обеда, а сегодня проктолог, – проинформировала пациента Леночка.

– Нет, мне проктолог не нужен, я к хирургу. Я… Ткаченко – это же Вы, доктор?

– Заходите, заходите, медсестра права, сегодня я проктолог, – проговорил, как-то сникнув Валентин Иванович. – Проходите же, пожалуйста, – сказал врач настаивая.

Его правая рука машинально готова была отметить, кто же из двух недостающих пациентов пришел, но он вовремя спохватился, вспомнил, что этот пациент не из списка, а левая – приподняла на переносицу совсем съехавшие очки, затем шаловливо почесала за ухом.

Парень лет семнадцати-восемнадцати вошел, плотно прикрывая за собой дверь. Что-то в его облике было неуклюжее, противоестественное. Держался он как-то неуверенно, переступая с ноги на ногу.

Леночка, не скрывая любопытства, очень откровенно рассматривала его. Он очень её заинтересовал.

«Какой симпатичный! Глаза синие, скорее васильковые. А вот рубашка слишком большая, не его размера, не с отцовского ли плеча? Нет, молодёжного цвета и покроя… И раздутые как паруса брюки? Фирменные, правда, – приглядевшись, отметила про себя она. – Кажется, он, шутя надел памперс, причем большого размера. Зачем же? Видно, у него какие-то проблемы всё-таки есть! Руки и лицо – худощавые, а вот тело, нижняя его часть, немного раздуто, – рассуждала она. – Нет, не как шар, просто в паху как-то… выпирало. Ну, не может быть у молодого парня в этом месте так много… Всё было каким-то непропорциональным, неестественным. Что же с ним случилось? Он что туда засунул? Почему брюки висят так низко», – рассуждала она, не сводя с него глаз.

Парень увидел, что красавица медсестра с интересом его рассматривает и тут же стушевался.

Она же знала, это было в моде, что почти вся молодёжь: девушки и парни носят брюки на несколько размеров больше, чем следует, спуская их до определённого места на бёдрах. Безобразно, конечно! Но у тех других, эти паруса выглядели как-то стильно, круто, модно, что ли. А у него… Просто смешно. Она была всегда в негодовании, когда видела, что девушки совсем не заботятся о том, что оголяют на всеобщее обозрение нижнее бельё и кое-какие части тела. «Рыбий хвост», то есть верх от стрингов, выглядывающий из-за пояса брюк и юбок, выглядит отвратительно. Мало какую деталь женского туалета можно назвать менее эротичной, чем застиранная резинка от трусов… Особенно в маршрутках она часто рассматривала всё в деталях, когда модницы, сгибаясь, направляются к выходу и открывают двери. Они застывали там, то ли ожидая сдачи у водителя, то ли не могли самостоятельно открыть тугую дверь машины. Изредка, но можно было увидеть красивое и – главное – чистое бельё, а в основном очень неопрятное. Невольно её взгляд был прикован к этому месту, и было очень стыдно за девчонок. Иногда ей так и хотелось дернуть за веревочку, чтобы девушка осознала, поняла, что неприлично выставлять эти места на всеобщее обозрение.

– Присаживайтесь. Я вас слушаю, – прервал её рассуждения голос Валентина Ивановича.

– Доктор, – всё еще стоя проговорил молодой человек, – а можно я с вами наедине поговорю? …Я стесняюсь девушки, – сказал он после некоторого замешательства, указывая пальцем на Леночку.