Айн Рэнд

Чем занимались Розенбаумы в это время? Зиновий Захарович, приблизительно с 1925 года работавший врачом в Государственном институте медицинских знаний, не позднее 1933 года сменил место службы — теперь оно находилось по адресу: улица Калинина, дом 3. Мать продолжала преподавать во 2-й школе рабочих подростков и заниматься переводами для издательства «Время»[39] (мы уже упоминали, что Айн Рэнд посылала ей книги на английском языке).

Рисунок, присланный Норой Розенбаум сестре в США.

Конец 1920-х гг. Предоставлен Архивом Айн Рэнд (Ayn Rand Archives)

Изначально это издательство занималось выпуском научных книг, однако, пользуясь временной свободой эпохи нэпа, с 1924 года стало печатать беллетристику, в том числе американскую. В основном это были достаточно примитивные, но чрезвычайно популярные романы, которые принято называть бульварным чтивом. К настоящему моменту нами обнаружены три произведения, переведенные Анной Борисовной и вышедшие в 1927 году: «Знак Зорро» Джонстона Мак Кэллэя (МакКалли), «Ментрап» Синклера Льюиса и «Перелла» Уильяма Локка (под редакцией известного литератора Николая Николаевича Шульговского)^{317}. В 1928 году для издательства «Мысль» она перевела приключенческий роман Рафаэля Сабатини «Морской ястреб»^{318}. Остается только догадываться, чего ей стоило, продолжая преподавать, перевести за два года сразу четыре пухлых романа. Чтобы сдать переводы в срок, Анна Борисовна привлекала всю семью: сама переводила и редактировала текст, Наташе доверяла переводить некоторые страницы, Норе — записывать переведенные фразы и искать неизвестные слова в словаре; даже отец, не знавший английского, выполнял некоторые задания^{319}.

По словам Элеоноры Дробышевой и Энн Хеллер, Анна Борисовна также перевела для издателя Златкина «Американскую трагедию» Теодора Драйзера, однако среди переводчиков этого романа, выпущенного в СССР в 1920— 1930-е годы, нет фамилии Розенбаум.

Кое-что известно о судьбе объекта первой, безответной любви Алисы Розенбаум Льва Беккермана (кстати, в своих письмах она называла его не Лео, а Лёлей), адресата одного из немногих сохранившихся писем Айн Рэнд на русском языке, отправленного из Чикаго 28 августа 1926 года. В письме она, изрядно рисуясь, рассказывает о своих первых сногсшибательных впечатлениях от Америки. Из письма явствует, что Беккерман сам написал ей в Чикаго; более того, он планировал в какой-то момент вырваться в Америку. Айн Рэнд ответила: «Готова встретить тебя на вокзале, даже если ты приедешь в 1947 году»^{320}.

Вскоре, однако, в ее жизни появился Фрэнк и страсть к Беккерману, навеки оставшаяся в ее сердце, отошла на второй план. В том же 1926 году она пишет рассказ «Муж, которого я купила». Леонард Пейкофф и Барбара Брэнден полагают, что рассказ был написан ею, чтобы окончательно вычеркнуть из своего сердца неразделенную любовь и двигаться дальше^{321}. Тем не менее Айн Рэнд продолжала следить за его судьбой. В конце 1920-х Беккерман женился на советской подданной, бывшей финской баронессе, изобретательнице Лили Марии Пальмен. Сестра сообщила Айн, что жена Льва — совершенно не привлекательная и интеллектуально не выдающаяся «домоседка». По ее словам, в браке и вообще в жизни он был «ужасно несчастлив». Эти новости огорчили Айн, для которой он продолжал оставаться героем, не подчинившимся советской уравниловке. По ее мнению, Лев «сознательно отдал себя посредственности, так как более высокие ценности ему не были доступны»^{322}. Насколько она была права, судить трудно, однако известно, что в 1933 году этот брак распался по инициативе Беккермана, который при этом увел от мужа некую Ату Рис^{323}. Впрочем, Айн помнила, каким успехом Лео всегда пользовался у женщин.

К счастью, она так никогда и не узнала, какая трагическая судьба постигла ее первую любовь. Лео работал в Ленинграде руководителем моторной группы завода имени Ворошилова и проживал по адресу: 7-я Советская улица, дом 6, квартира 9. 18 января страшного 1937 года он был арестован выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР. Пункты 7, 8 и 11 стандартной для того времени 58-й статьи содержали такие абсурдные обвинения, как «подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения или кредитной системы», «террористические акты, направленные против представителей советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций» и др. 5 мая 1937 года Лев Борисович Беккерман был приговорен к высшей мере наказания; его расстреляли там же, в Ленинграде, на следующий день после вынесения приговора^{324}.