Айседора Дункан. Модерн на босу ногу

Дункан металась какое-то время по Парижу, не в силах изобрести хоть какие-нибудь оправдания. А действительно, что она могла сказать? Застал их Зингер в будуаре на диване? Застал. Обнимались? Что греха таить, обнимались. Так по пьянке чего не случается? А вот как раз последнего доказать она и не могла. Поклясться – запросто. На всех святых книгах мира, включая «Капитал» Карла Маркса, который Айседора считала одной из самых мистических книг своего времени. Да только Парис не признает ее клятв и все равно не поверит, что если бы он не вспугнул парочку, они бы не завершили начатого. Дошло до того, что сам Анри Батайль написал Зингеру письмо. В конце концов, Парис согласился побеседовать с Айседорой, но только в своем Олдсмобиле. Поняв, что это единственный шанс, Дункан явилась в назначенное время, они молча сели в машину, а дальше Парис не дал ей сказать ни слова, в полубезумном состоянии он носился по Парижу, проклиная Айседору на каждом повороте, понося ее последними словами, крутясь вокруг площадей и зло приветствуя рестораны и кафе, в которых когда-то они проводили время вместе. Напуганная танцовщица вжалась в кресло рядом со своим возлюбленным, не в силах сказать хоть что-то в свое оправдание и ожидая, что они вот-вот разобьются. Наконец, он остановился и, открыв дверь, вытолкнул Айседору в темноту.

Оставшись совсем одна, Дункан брела по городу, который казался ей совершенно чужим, то ли Зингер завез ее в незнакомый райончик, где возвышались черными уродливыми глыбами заводы и в бедных, не знавших, что такое ремонт, домах жили многодетные семьи рабочих, то ли потеряв любимого, она перестала узнавать улицы. В роскошном платье от Пуаре, шляпе с изящной сумочкой, она выглядела неуместно в квартале бедноты. То и дело с ней пытались заговаривать принимающие ее за проститутку мужчины, а Айседора брела себе, брела… Куда? Да куда ноги несут. Лишь на рассвете она сумела найти извозчика и добраться до дома, а через два дня навестившая ее Берта Бади сообщила, что Парис Зингер отбыл в Египет со своей новой пассией.

Два черных креста

Потеря Зингера – не просто потеря очередного любовника, этот человек мог дать ей все, начиная с роскошного дома, автомобиля, поездок на яхте и прочее, прочее и заканчивая уверенностью в завтрашнем дне. Пока Айседора жила с Парисом, она знала, что ее родные и приемные дети будут сыты и одеты. Теперь ей нужно было снова включаться в череду изнуряющих турне, работая по нескольку спектаклей в день и затем отсыпаясь в поездах. Опять же, гастроли – не самое простое дело. Конечно, можно позвонить или написать своему импресарио, и возможно, что тот с ходу подберет ей несколько выступлений, но Айседора давно уже привыкла иметь перед глазами рабочий график спектаклей на несколько месяцев вперед, соблюдая который, она гарантированно обеспечивала и себя, и всех домочадцев. На построение такого плана требовалось время.

Осмотревший Дункан после ее ночного скитания по Парижу врач рекомендовал покой и положительные эмоции, в то время как сама Айседора погружалась в очередной омут черной меланхолии.

Единственным утешением на несколько месяцев для нее станут игра Генера Скина и кокаин. Часы напролет, иногда всю ночь до самого рассвета пианист играет для Дункан, а она не в силах не то что танцевать, а даже пошевелиться, лежа на диване, Айседора просит сыграть ей то симфонию Бетховена, то весь цикл кольца от «Золота Рейна» до «Гибели богов».

В это время у нее начинаются видения одно ужаснее другого. В январе 1913-го они вдвоем со Скином совершают очередное турне по России. В планах Киев, Санкт-Петербург, Москва. Айседора заранее радуется предстоящей встрече с друзьями, но в первый же день происходит событие, выбившее нашу героиню из колеи.

Выйдя из поезда, они устраиваются в присланных за ними санях, Айседору сразу же укутали по самый нос в меха, и, должно быть, она задремала на плече у своего друга. В какой-то момент сани подпрыгнули на снежной кочке, и проснувшаяся Айседора увидала по обе стороны дороги два ряда коротких детских гробов. С криком «Мертвые дети» она схватила пианиста за руку, показывая ему страшное зрелище. Но вокруг них возвышались самые обыкновенные сугробы, ничем не напоминающие гробы.

«Жизнь, как маятник: чем сильнее ты страдаешь, тем безумнее затем счастье; чем глубже печаль, тем более яркой будет радость».

(Айседора Дункан)

Айседора дрожала, так что Скину показалось, что она заболела. Впрочем, в происшествии, скорее всего, были повинны дорожная усталость, ранняя побудка, душный вагон… впрочем, при гостинице наверняка есть врач.