Айседора Дункан: роман одной жизни

С упорством матери, защищающей свое дитя, она посылает 23 февраля новое письмо с опровержением. Она считает, что последняя статья, опубликованная в газете, содержит пассажи, оскорбляющие и ее, и Есенина: «…Если бы ваш корреспондент дал себе труд поискать правдивую информацию, вы бы получили объяснение инцидента в отеле „Крийон“. Я сообщила господину Хэммонду, что Есенин оказался жертвой приступа эпилепсии и что между нами не было никакой ссоры. Я объяснила ему, что во время непродолжительных приступов он не может отвечать ни за свои поступки, ни за свои слова. Но, по-видимому, вашему репортеру, так искавшему что-нибудь поскандальнее, это объяснение показалось слишком простым. Знайте, что, несмотря на усталость и огорчение, я буду защищать до конца репутацию Сергея Есенина…»

Пока Айседора сражается на всех фронтах, чтобы выгородить мужа, и придумывает болезни, его оправдывающие (на самом деле Есенин нисколько не пострадал от войны, а революция отнюдь не повредила ему, скорее наоборот. Что же касается эпилепсии, нет определенных доказательств того, что он был ею болен. Если он порой говорил это, то, возможно, лишь для того, чтобы причислить себя к ряду таких знаменитых эпилептиков, как Эдгар По, Мюссе и Достоевский), Есенин в Берлине делает одно за другим заявления, направленные против нее. Тотчас по прибытии его в немецкую столицу «Нью-Йорк уорлд» публикует специальное коммюнике под таким заголовком: «Поэт и муж Айседоры Дункан направляется в Россию, чтобы развестись». Вот какие «признания юного поэта» передал по телеграфу корреспондент: «За все золото Америки я с ней жить больше не буду. Сразу по прибытии в Москву я потребую развода. В России это пустая формальность. Я был глуп, когда женился на Айседоре Дункан. Я хотел иметь возможность путешествовать, но мне эти путешествия не принесли никакой радости. Америка — страна грубого материализма и совершенно не интересуется искусством. Американцы считают, что они лучше других, потому что они богаче, но я предпочитаю бедность в России».

А в интервью одной из немецких газет он заявил:

— Если она приедет в Москву, я уеду и скроюсь в Сибири… Россия велика, вы это знаете! Всегда отыщется место, где эта ужасная женщина меня не найдет.

— Вы никогда не были счастливы с ней?

— Был, но очень недолго. Еще во время медового месяца между нами начались споры. Скоро они приняли постоянный характер. Я талантлив, она тоже. Но она никогда не хотела признать меня как личность, она всегда пыталась властвовать надо мной, хотела сделать из меня раба.

— Ваши споры были бурными?

— Она меня била и царапала. Конечно, я ей отвечал, и она по нескольку дней не показывалась на людях… Развод — чистая формальность. Я хочу одного — быть свободным. Полгода я мучился, как в аду. Это не может больше продолжаться. Впервые после женитьбы я чувствую себя свободным человеком.

Через несколько дней он заявил:

— Я безумно любил Айседору, но она так много пьет, что оставаться с ней я не могу. Это как с Соединенными Штатами, где я не мог дышать.

Правда заключалась в том, что необузданный организм Айседоры позволял ей и сопротивляться спиртному, и мириться с провокациями мужа. Она могла позволить себе удовольствие пить и предаваться излишествам, никогда при этом не теряя контроля над собой. Быть может, ее опьяняло не столько само выпитое, сколько возможность таким образом выступать против общепринятых правил морали буржуазного общества, а то и против целых государств, как она сделала в США, чтобы ощущать всю полноту своей личности. Сопротивление отнюдь не путало ее, а лишь добавляло боевого духа. В борьбе черпала она энергию, убеждение и необычайную жизненную силу.

«Самое ужасное, — говаривал ее импресарио, — что вы ничего не боитесь, что никто не может вас испугать». И это было верно. Но совсем не таким был Есенин. Слабая нервная система делала его хрупким, он плохо переносил и излишества, и общественное презрение. Он не мог жить в том же ритме, что и она, не мог так же интенсивно любить. В нем было больше воображения, но меньше силы. В какой-то степени он сам заставил ее играть роль матери-любовницы, для которой она не была создана. Ошибка Айседоры была в том, что она этого не поняла. Страсть увлекла ее настолько, что она требовала от Сергея слишком многого.

«Дункан меня буквально измотала, — доверительно сообщал он своему другу Александру Кусикову. — Чувствую себя изнасилованным». Но были моменты, когда он думал о ней со свойственной ему иронической нежностью. Тому же Кусикову он признался однажды: «Она не стара, не скажи.