Айседора: Портрет женщины и актрисы

В Мюнхене греческий хор произвел неизгладимое впечатление. Мальчиков расхваливали за красоту и чистоту голосов, а Айседору за выразительность и грациозность. Но, несмотря на это, она чувствовала свою неспособность изобразить в одиночестве «пятьдесят дочерей Даная» и часто после представления вынуждена была извиняться за неизбежные накладки. Вскоре, убежденная своими поклонниками, она откроет школу и уже со своими ученицами прекрасно изобразит пятьдесят девушек².

Из Мюнхена она отправилась в Берлин, где опять сняла квартиру. Столица Германии приняла ее новую программу так же, как и Вена: публика вежливо аплодировала античным хоралам, но по-настоящему выражала свой энтузиазм лишь на «Голубом Дунае»³.

Возможно, даже хорошо, что классическая трагедия не пользовалась успехом, потому что у мальчиков стали ломаться голоса. Айседора поняла, что нужно делать. Подарив своим протеже множество одежды, Дунканы проводили юных певцов и их учителя на вокзал и с сожалением отправили в Грецию.

Теперь, когда Айседора вновь получила возможность распоряжаться своим временем, она стала давать еженедельные приемы, на которых бывал весь литературный и артистический Берлин. На одном из таких приемов Айседора познакомилась с молодым писателем по имени Карл Федерн. Именно ему она обязана возникшим интересом к философии Ницше. В его работах она находила немало подтверждений собственным идеям. Его видение мудрого человека в образе «танцора», чьей задачей является выражение истины «с легкостью танца», его высказывание «Тот день, когда вы не танцевали, считайте потерянным» и даже его определение сверхчеловека — «высокая духовность в свободном теле» — были ей необыкновенно близки. Чем же, если не планом создания сверхженщины, являлось учение Айседоры? Она поймала себя на том, что ищет частых встреч с Федерном, и он, в свою очередь, тоже стремился к этим встречам и позже писал о своей ученице:

«Мне кажется очаровательной смесь ее необычайного интереса к греческой культуре и немецкой философии и уверенного, свободного, полного юной силы американизма. Ее безусловная приверженность идее снискала мою дружбу и поддержку.

Айседора в это время была очень хрупка и хороша собой. Она много читала, была жизнерадостна и полна высоких помыслов. Ее бережно охраняла… мать, обожали братья и сестра. Она обладала открытой душой и добрым сердцем, хотя иногда в ней просыпался какой-то страх — свидетельство того, что она не лишена и обыкновенных женских слабостей.

Ее духовная и физическая выносливость поражала. Она могла репетировать целый день, вечером выступать в течение двух часов, потом мчаться из театра на вокзал, садиться в поезд, следующий в Санкт-Петербург, и, пока ее сопровождающие отдыхали по приезде, ехать в театр и опять репетировать, а вечером выступать без малейших признаков усталости»⁴.

Вскоре Айседора так втянулась в занятия, что даже с явной неохотой прерывала их для выполнения контрактов на выступления в ближайших городах Лейпциге и Гамбурге. Она была глуха к увещеваниям своего менеджера не прерывать надолго свои выступления, тем более что ее костюмы и хореографию копируют другие танцовщицы, выдавая это за оригинал⁵. Он хотел выяснить, в конце концов, является ли он менеджером танцовщицы, которая готова забыть о своей карьере ради того, чтобы месяцами бродить среди руин, которой нравится танцевать между столиками в студенческом кафе, которой главное удовольствие доставляет чтение философских трактатов и переписка с учеными. Примером последней может служить ее переписка с Эрнстом Геккелем, выдающимся эволюционистом, чья неодарвинистская работа «Мировые загадки» произвела на Айседору неизгладимое впечатление. По случаю его семидесятилетия она вдруг решилась послать ему поздравление:

«Дорогой Мастер…

Ваш гений принес свет во многие темные души. Ваши работы дали мне веру и понимание, что для меня дороже самой жизни.

С любовью —

Айседора Дункан»⁶.

К ее великому удивлению, она получила ответ. На обороте отпечатанного листа с благодарностью за поздравление Геккель писал:

«Парк-отель»

2 марта 1904 года.

Моя обожаемая актриса!

Получение вашего прелестного письма и вашей фотографии доставило мне большое удовольствие в день моего семидесятилетия, и я сердечно вам за это благодарен.