Айседора: Портрет женщины и актрисы

В письме к Айседоре Козима Вагнер объяснила, что композитор всегда был недоволен традиционным балетом, который, по его мнению, не соответствовал задаче музыкальной драмы. Она хотела выяснить, согласится ли Айседора станцевать партию Первой Грации в сцене вакханалии в «Тангейзере». Айседора тут же приняла предложение, польщенная тем, что такая необычайная женщина удостоила ее своим вниманием. Желая соответствовать оказанной ей чести, она решила поехать в Байрейт в мае.

Как раз перед отъездом близкая подруга Айседоры, Мэри Дести, приехала в Берлин, и Айседора уговорила ее сопровождать Дунканов в Байрейт. Также она убедила впечатлительную Мэри сменить свою обычную одежду на тунику и сандалии, которые танцовщица носила теперь и в повседневной жизни. Когда величественная Ко-зима, встречая свою протеже, увидела эту пару в греческом одеянии, она удивленно воскликнула: «Боже мой, Айседора, неужели все американки одеваются как вы?» «О нет, — радостно ответила та. — Некоторые украшены перьями»¹¹.

Нам трудно представить, насколько удивительно выглядела ее одежда. Это было время, когда женщины втискивали ноги в высокие остроносые ботинки, а тела в корсеты, когда балерины танцевали в туго затянутых пачках, успокаивая себя французским изречением: «Красота требует жертв». То, что Айседора отказалась от корсета, высоких ботинок и строгих, узких платьев не только на сцене, но и в повседневной жизни во имя здоровья и эстетики, было маленькой революцией. Она подрывала основной принцип женской моды, традиционную веру в то, что основной обязанностью женщины было привлекать внимание мужчин любой ценой. Айседора же свято верила в то, что женщина должна быть естественной, здоровой, интеллигентной и что мужчины в первую очередь обращают внимание именно на таких женщин. Подтверждением ее аргументов был ее собственный успех у мужчин.

Модельеры Форчуни и Пуаре использовали мотивы одежды Древней Греции, к которой Айседора привлекла внимание публики: Форчуни в 1906 году, а Пуаре чуть позже. Но именно Айседора начала революцию в женской одежде.

Айседора и Мэри Дести приходили в туниках даже на официальные приемы на вилле Ванфрид. Это рассматривалось как приглашение ко двору, где королевой была горделивая и величественная фрау Вагнер, чье окружение составляли писатели, артисты, великие князья и принцессы. Частыми гостями здесь были музыканты Рихтер, Мюк, Моттл и Гумпердинк, а также зять Козимы, писатель и педагог Хенрик Тоде¹². Как бы внутренне ни была Айседора горда тем, что завоевала место в таком блестящем обществе, внешне она оставалась бесхитростной и простодушной. С наивной прямотой она попыталась объяснить Козиме Вагнер то, что ей казалось неприемлемым в музыкальной драме.

«Однажды во время завтрака… я спокойно заявила: «Несмотря на величие гения маэстро, он допустил ошибку!»

Фрау Козима недоуменно посмотрела на меня. Воцарилось ледяное молчание.

«Да, — продолжала я с потрясающей самоуверенностью, которая свойственна лишь юнцам, — большой мастер допустил большую ошибку. Музыкальная драма — это глупость!»^,13

Молчание становилось все более напряженным. Дальше я объяснила, что драма — это обыденное слово. Оно родилось в человеческом уме. А музыка — это лирический экстаз. Ожидать, что они могут каким-то образом сочетаться, по меньшей мере необдуманно.

Это было такое богохульство, что дальше не о чем было говорить. Я бросила вокруг невинный взгляд и увидела окаменевшие от ужаса лица».

Думая, что ей удастся разрядить атмосферу, продолжив свою мысль, Айседора заключила:

«Речь — это мозг, это размышляющий человек. А пение — это эмоция. Танец — это экстаз, который все сметает на своем пути. Поэтому невозможно каким бы то ни было образом соединить одно с другим. Музыкальной драмы быть не может».

К чести Козимы, ее дружеское отношение к молодой танцовщице выдержало этот приступ откровенности.

Несмотря на приверженность Айседоры, как может показаться, в основном к Вагнеру, она погружалась в мир музыки со всем присущим ей пылом. Чтобы глубже изучить творчество Вагнера, она посещала репетиции не только «Тангейзера», но и «Кольца», и «Парсифаля». Она настолько преуспела в постижении замыслов композитора, что однажды, после того как они с Козимой разошлись в понимании сцены вакханалии, Козима наткнулась на собственноручные записи мужа, полностью подтверждавшие позицию Айседоры¹⁴. Козима, благородно признав свое поражение, отдала все бразды правления в руки калифорнийке.

Айседора сняла на сезон коттедж, где поселилась со своей подругой Мэри Дести. Однажды поздно вечером, когда Айседора уже ложилась спать, Мэри позвала ее к окну. В саду стоял мужчина, не сводивший глаз с коттеджа. Айседора встревожилась, когда Мэри рассказала ей, что он каждый вечер в течение недели смотрит на их окна. Но в этот момент выглянула луна и осветила сосредоточенное лицо Хенрика Тоде.