Аист на крыше

— Зря вы так, Павел Игоревич, ведь ваш отец, насколько мне известно, бывший сотрудник милиции, блюститель порядка и спокойствия граждан — удрученно покачал головой, — Как вы думаете, если я с ним встречусь также неофициально, и предъявлю ему ряд доказательств, он станет препятствовать возбуждению уголовного дела? — медленно встал из-за стола, собираясь уходить.

— Это невозможно, я не идиот, времени прошло куча! — обозлился подросток, — кто вас послал? Она? вы хотите денег? — округлил глаза, соображая где может достать крупные средства.

— Уже лучше, я вижу, мы поняли друг друга — не мог скрыть ликующего блеска в глазах, — Знаете, занимаясь этим вопросом, я накопал еще очень много интересных вещей, освежить вашу память? — собрался раскрыть папку.

Теперь парня и вовсе, казалось, проехало катком вдоль и поперек.

— Не надо! Я все сделаю, только отцу не говорите, он застрелит меня сразу, сколько вам нужно? — лихорадочно потер ладонью ледяной лоб.

— Что же вы, Павел, все деньгами измеряете! — покачал головой, — о спокойствии близких думать надо, или вы полагаете, только ваш отец в органах работает? — на восковом лице промелькнула тонкая улыбка.

— Что тогда? Что вам надо? — повысил голос, посмотрев на часы.

— Вот о спокойствии близких думаю, близкий мне человек ходит с вами в одну и ту же школу, по одним и тем же коридорам… Одними и теми же дорогами возвращается домой. Страшно мне за него, понимаете?

— Это Лариска настучала? — стиснул губы, стукнув кулаком по двери.

— Я не могу разглашать ничего из того, что может быть в последствии пришито к вашему делу, поэтому, прежде чем уйти, я настоятельно предупреждаю: Еще один эпизод и к вашему совершеннолетию вас будет ждать весьма неприятный сюрприз. К сожалению, меня поздно поставили в известность о ваших деяниях, иначе сейчас мы сидели бы с вами в другом месте.

— Да. Да. — повторял, лихорадочно выпроваживая нежданного гостя, — я все понял, никакой наркоты.

— Вот-вот, а самое главное, пересмотрите собственное поведение в целом, и отношение к женщинам в частности — грозно прострелил его взглядом, — Надеюсь, наша встреча была последней.

Без лишних звуков за ним захлопнулась дверь. Ни на секунду не задерживаясь, Влад быстрым шагом вошел в лифт. Опьяняющая улыбка играла на его губах. Он ликовал: " Театральный по мне плачет, а я людей из канализации вытаскиваю"- саркастически подумал, проверив рукой сохранность чужого документа. Все было на месте, дело сделано, казалось, бы радуйся… Но в душе смешались противоречивые чувства. С одной стороны облегчения от проделанной работы: парень оказался даже тупее, чем он предполагал. От страха этот Пашка даже не понял, что Влад закрыл большим пальцем руки половину фотографии на удостоверении. И фамилию даже не переспросил. Святая простота!

С другой — на поверхности сердца словно хорошенько поработали наждачной бумагой. Что-то саднило в груди. Может быть, горькое осознание того, что существует в реальности забитая девочка Света, которая пережив насилие, не нашла в себе больших сил, как покинуть школу. И может даже никому не сказала, а если и сказала, то этот " кто-то" ничем не смог ей помочь. Тоскливо стало и обидно.

И от осознания, что Ника могла вчера оказаться на ее месте, в жилах стыла кровь. Влад до сих пор не мог понять, как этот сопливый идиот мог проворачивать такие безнаказанные вещи. Хотя, ответ очевиден. Отец. Взрастив такого монстра, он наверняка не подозревал о том, за кого заступается, пытаясь восстановить доброе имя семьи. Печально. Власть, данная человеку, словно холодное оружие. В одних руках оно перережет тугие веревки на плененном теле, в других — блеснет клинком у самого горла. И попробуй что-то возразить: отдашь все, как последняя дрожащая мышь, и будешь молчать, если прикажут не раскрывать рта. Сколько последствий неоправданного применения власти он видел, даже и не вспомнишь, хорошо ушел, не было сил смотреть на масштабные заклания пушистых кроликов. Однако, как не убегай, боль навсегда остается в сердце, периодически вспыхивая новыми красками. Вот и вчера она снова окрасила сердце в темный цвет, ему стало больно и обидно за Веронику и ее мать. Также, как и в тот день, когда он заметил на ее щеке синяк.

Скулы парня напряглись, когда он распахнул дверь на улицу. Мелкая манка холодного снега брызнула в лицо. Физически стало теперь также противно, как и духовно. Под ногами рассыпался звонкий скрип, снег лежал сухой и искристый, словно плоские овсяные хлопья. К счастью, машина находилась поблизости. Выкручивая руль, продолжал мысленно рассуждать: