Аист на крыше

— А теперь, солнце, я хочу чтобы ты навсегда уяснила — медленно приблизился губами к ее уху, — шипеть на меня я тебе никогда не позволю. Здесь не террариум и я не твой слабохарактерный муженек. Говорил достаточно тихо, но от этого Нике становилось еще неприятнее. Прикусив язык, девушка понимающе кивнула. Она внутренне не согласилась, а просто кивнула в знак согласия. Кажется, даже замерла, не зная, как выйти из этого неожиданного оцепенения. Влад вновь присел за стол, раздраженно схватив блестящую ложку. Он вовсе не хотел ее запугать или установить собственные правила, просто за столько лет терпения теперь совершенно не переносил этого отвратительного шипения.

— Садись, расскажу вкратце — смягчился, взглянув на нее. Девушка медленно опустилась на стул, продолжая сверлить его недовольным взглядом. За одну долю секунды он откатился на несколько шагов назад, став таким далеким и чужим.

— Если не интересно, я могу не рассказывать — посмотрел пристально, словно желая привести ее в чувства.

— Интересно — небрежно бросила, напряженно сложив руки на груди. Её обиженные глаза вызвали в нем лишь снисходительную улыбку.

Он смотрел долго и неотрывно, словно мудрый отец на несмышленое чадо. В лице Вероники читалось раздражение и неспособность вести спокойный диалог. В тот момент, когда он уже собирался поведать самое важное, она вдруг неожиданно услышала:

— Нет, извини, я с тобой поговорю, когда остынешь, а то у меня дырка на лбу от твоего взгляда, через нее все мысли утекли — озадаченно покачал головой, продолжая невозмутимо доедать суп. Вероника даже побледнела от злости. Невозможность вытащить из парня информацию, раздражала ее еще больше. С Сашкой было все куда проще, топнула ногой, и получила желаемое.

— Я остыла, говори! — сделав неимоверное усилие над собой, выговорила девушка. Влад поднял взгляд, преисполненный сарказма.

— Раз остыла, тогда это ты мне скажи, какого черта так себя ведешь? Я тебе что-то дурное сделал? Подставил? Солгал? — говорил размеренно, желая каждое слово доставить по назначению. Нике стало неуютно, будто бы она голая черепашка, с которой только что сорвали защитный панцирь. Против его аргументов не было достойного оружия, поэтому она лишь напряженно промолчала, потирая чашку кончиками пальцев.

— Ясно, нечего сказать — проговорил с торжествующим видом, — тогда слушай. Был я у этого урода дома. Недолго, правда, но этого хватило. Мне жаль, но все твои сплетни оказались правдой. Мразь он, каких еще поискать — со скрипом отодвинул стул, — и девочка эта, которая с середины учебного года отчислилась, тоже не выдумка, а суровая реальность. Мне даже кажется, что об этом знает не только мать твоя, но и директор. Просто боится ворошить осиное гнездо. Слишком он борзый, видела бы ты, как он сначала со мной разговаривал — уголки губ дрогнули в язвительной ухмылке.

— Представляю, а как тебе удалось? Ну как он тебе все рассказал, это же нереально? Ты его не трогал? — повела бровью, тревожно глядя на него синими глазами.

— Я же тебе пообещал не трогать его. Остальное- дело секретной важности, извини! — поджал губы, — можешь мне поверить, Пашка этот реальный отморозок. Может эта Света и не одна была на его счету. Выбирал себе таких стеснительных девушек, да и мать твою доводил сознательно — брезгливо выплюнул.

От осознания его слов, словно щепотку песка кинули в открытую рану. Ника всегда понимала, что дыма без огня не бывает, просто не хотелось верить в это до конца. А теперь..

— Как жалко девочку, как горько и страшно — искренние слова изнутри царапали сердце, вырвавшись наружу тихим шепотом. Сложив руки замком подбородком, Ника устремила взгляд в пол. Она прекрасно понимала, что ничто уже не способно изменить последствий этого морального уродства.

За окном снова потемнело: мелкая манка превратилась в сплошной поток белоснежной пурги. Даже стекла, казалось, трещат под натиском ледяного ветра. Теперь несколько смягчившись, она бросила на него короткий взгляд. Сидя вполоборота, ничуть не скрывая усталости, Влад лениво пережевывал кусок бутерброда, в руках горел телефон.

Казалось сейчас, мыслями он совершенно в другом месте. Взгляд холоден и пуст, словно обращен внутрь. Так и было. Парень молчал, потому что не хотел углубляться в рассуждения, ведь с каждой новой деталью, эта девчонка становилась все более реальной. А сил на переваривание очередного сгустка переживаний уже вовсе не осталось. Положив ложку, он принялся переключать каналы, словно это необычайно увлекательное занятие. Уйти в нирвану не вышло, Ника продолжала сверлить пытливым взглядом. Не выдержав, он обронил на выдохе.

— Да. Вот если бы она тогда заявление подала, сидел бы этот гаденыш, причем немало. Тем более, она несовершеннолетняя была — сказал сухо, скрывая внутреннюю злость.