Айвазовский

Поэтому Иван Константинович, ещё недавно начинающий пейзажист, а ныне всемирно известный художник, обратился в Главный морской штаб, а также в Императорскую академию художеств с просьбой разрешить ему остаться в Крыму до мая следующего, 1846 года, чтобы успеть закончить работу над картинами. Его просьба была удовлетворена.

В 1845 году маринист начал строительство собственного дома в Феодосии на городской набережной — это была его давняя мечта. В этом доме он напишет тысячи известных картин, здесь будет жить с семьёй, здесь же создаст Картинную галерею, сохранившуюся доныне. Её облик сегодня почти не изменился, о чём позволяют судить старые фотографии, датированные рубежом XIX—XX веков[162], на которых предстаёт величественный и красивый дом профессора И. К. Айвазовского. В наши дни творческую атмосферу особняка прославленного мариниста дополняют, помимо его полотен, произведения его современников и последователей: А. И. Куинджи, К. Ф. Богаевского, М. А. Волошина, М. П. Латри, Л. Ф. Лагорио[163].

Одна из запоминающихся композиций, довольно необычная для Айвазовского, написана на основе зарубежного путешествия 1845 года — «Представление русской экспедиции». Это решённая в акварели многофигурная сцена, проработанная до мельчайших деталей. Художник словно решил сам себе усложнить задачу — писать многочисленные фигуры в технике, не терпящей исправлений, в отличие, например, от его излюбленной масляной живописи. Однако исключительный талант живописца и виртуозное мастерство, приобретённое в Императорской академии художеств Санкт-Петербурга и усовершенствованное за границей, сделали возможным решение такой задачи. Эта акварель принадлежит собранию рисунков из альбома Константина Николаевича[164]. Создавая её, Иван Айвазовский обратился и к непривычному для него жанру интерьера, показав персонажей в богато обставленном зале дворца, с открывающейся из окон панорамой Константинополя. Узнаются все изображённые: в центре внимание обращает на себя великий князь Константин Николаевич, напротив него изображён турецкий султан Абде Меглит, узнаются российский посол В. П. Титов и адмирал Ф. П. Литке. Среди прибывших из России угадывается портретный образ самого мариниста с характерной причёской и бакенбардами. Кроме того, его можно узнать и по мундиру Морского министерства, и по ордену Святой Анны 3-й степени, которым тогда он уже был удостоен. Так, свой первый автопортрет И. К. Айвазовский, будто шутя и экспериментируя, решил в акварельной композиции, удачно пробуя свои силы в сочетании жанров портрета, пейзажа, интерьера, объединённых историческим звучанием, отражением памятного официального события. И художник не без гордости вспоминал об этом, заслуженно радуясь собственным достижениям.

Впечатления поездки 1845 года дали основу для написания и других картин: «Вид Константинополя», «Заход солнца над Троей», «Вид Одессы в лунную ночь». Однако в неменьшей степени на написание полотен вдохновляла столь любимая им Феодосия. С летних месяцев 1845 года и до конца дней художник постоянно жил здесь, лишь отлучаясь по поручениям в Санкт-Петербург, поскольку продолжал службу, или отправляясь в непродолжительные, как правило, путешествия. Бывать в Северной столице ему приходилось иногда несколько раз в год, но, насколько частыми ни становились бы поездки, своим домом Иван Константинович всегда считал Феодосию. Так, в письме П. М. Третьякову он писал: «Мой адрес — всегда в Феодосии»[165].

Работая в Крыму, в своей мастерской, Айвазовский через пейзажи не раз возвращался к зарубежным впечатлениям, в том числе к итальянскому путешествию, например в композиции «Часовня на берегу моря» (1845), предположительно созданной как воспоминание об образах Амальфи. Написание картин по памяти свойственно его индивидуальному методу работы. Кроме того, натурные образы художник умело соединял с вымыслом, что соответствовало требованиям стиля романтизма. Образ христианской часовни главенствует на фоне золотистого рассветного неба, в туманной дымке угадываются морские дали и едва различимый силуэт парусника. Такой мотив может напомнить и древние эпохи, ассоциируется с языческим капищем, но это может быть и вид Амальфи середины XIX века. Подобный диалог эпох, стилей, реальности и вымысла характерен для произведений художников-романтиков. Той же стилистике виртуозно, легко следовал Иван Айвазовский. Что объяснимо — поэтическая приподнятость, утончённость звучания присущи его мировосприятию в целом, его отношению к морской стихии, к образам Италии в частности.