Айвазовский

«22 июля. Феодосия. Вчера я ездил в Шах-Мамай, именье Айвазовского, за 25 верст от Феодосии. Именье роскошное, несколько сказочное, такие имения, вероятно, можно видеть в Персии. Сам Айвазовский, бодрый старик лет 75, представляет собой помесь добродушного армяшки с заевшимся архиереем; полон собственного достоинства, руки имеет мягкие и подает их по-генеральски. Недалек, но натура сложная и достойная внимания. В себе одном он совмещает и генерала, и архиерея, и художника, и армянина, и наивного деда, и Отелло. Женат на молодой и очень красивой женщине, которую держит в ежах. Знаком с султанами, шахами и эмирами. Писал вместе с Глинкой „Руслана и Людмилу“. Был приятелем Пушкина, но Пушкина не читал. В своей жизни он не прочел ни одной книги. Когда ему предлагают читать, он говорит: „Зачем мне читать, если у меня есть свои мнения?“ Я у него пробыл целый день и обедал»[348].

Такой отзыв А. П. Чехова очень субъективен, более того — несправедлив. Например, в отношении того, что Айвазовский «Пушкина не читал» (мы прекрасно знаем, что это не так!), или в именовании мариниста «заевшимся архиереем» — как можно было так отозваться о человеке, столько сделавшем и для родного города, и для нуждающихся академистов, и просто для совсем не знакомых людей! Остается только сожалеть, что два талантливых, незаурядных человека не смогли найти общий язык, что подтверждается и отсутствием среди архивных документов их переписки.

К счастью, мудрость Айвазовского и высокое общественное положение делали его почти неуязвимым для наветов и сплетен. С годами он почти научился не замечать их, не растрачивать на них свое драгоценное время.

Итак, летом 1888 года после не слишком продолжительного отдыха в своем имении и несмотря на типичную для Крыма летнюю жару Иван Константинович вернулся к повседневным делам и заботам, а их, как всегда, оказалось немало. Внимательно относясь к нуждам феодосийской гимназии и ее учеников, художник обратился с просьбой к Г. А. Эзову о продлении каникул гимназистов в связи с жарой.

«12 апреля, Феодосия.

Глубокоуважаемый Герасим Артемьевич!

Наш попечитель округа[349] очень скуп на каникулы и постановил на это всего 6 недель, с 15 июня по 1-ое августа. В прошлом году в августе (время, самое жаркое на юге) многие мальчики в гимназии заболели от жары, по мнению докторов, и тогда по общей просьбе как наставников, [так] и родителей я писал господину попечителю, который освободил только меньшие классы на самое короткое время. Теперь в ожидании лета ко мне опять обратились с просьбою по этому поводу, и я сам, не менее убежденный в невозможности без ущерба для здоровья занятий в самую жаркую эпоху на юге, пишу об этом господину попечителю, а также министру и прошу применить в Крыму те сроки, которые на Кавказе, где, кажется, каникулы два с половиной или даже три месяца. У нас же, ежели с 15 июня по 25 августа, было бы весьма благодетельно. Прошу Вас, добрейший Герасим Артемьевич, со своей стороны содействовать этому доброму делу…

И. Айвазовский»[350].

Летняя жара, на Крымском полуострове продолжительная и неизбежная, застала художника вновь в имении Шах-Мамай за работой. Прославленный художник, «наслаждаясь деревенской жизнью»[351], почти не позволял себе отдохнуть — писал по фотографиям портрет генерал-лейтенанта, видного военного деятеля М. Т. Лориса-Меликова[352]. С Михаилом Тариэловичем художник дружески общался и потому получение такого заказа закономерно. К началу июля 1888 года портрет был закончен, и Иван Константинович переслал его в Петербург И. Ф. Шене[353], который многие годы занимался, помимо прочего, продажей картин феодосийского живописца.