Айвазовский

«25 октября (1888 г.), Феодосия

Многоуважаемый Алексей Сергеевич!

Постройка Ваша идет хорошо. Фатин обратился ко мне за советом, как поступить ему после получения от Вас письма о поднятии другого этажа. Что по его соображениям трудно будет приспособить крышу и проч.

Я посоветовал ему исполнить буквально Ваши указания. Этот Ваш теремный, еще вернее выразиться тюремный, архитектор так приложил свою мрачную печать на Вашу постройку.

Например, башня в таком виде (в письме имеется рисунок башни. — Е. С.) вместо того, чтобы дать форму. Эти окна весьма непрактичны, нет рам, но Бог с ним.

Водопровод, наконец, совершенно окончен и во многих домах есть чистая и без всякого запаха вода.

Мы решили выехать отсюда 3-го ноября через Одессу в Берлин, оттуда я напишу к Вам.

Читал я статью Вашу о моей выставке в Константинополе. Жаль только, что сам я не поехал, а выставил другой. Все, судя по письмам и газетам, полагают, что я тоже нахожусь в Константинополе.

И. Айвазовский»[359].

Сохранившиеся эпистолярные документы позволяют судить, что переписка видного издателя и прославленного мариниста касалась не только бытовых вопросов и обсуждения выставочных проектов, но охватывала и сферу международной политики, дискуссионные религиозные вопросы. В таких случаях Иван Константинович неизменно стоял на патриотических позициях, отстаивая интересы России и православной церкви. Будучи армянином, он в то же время считал себя по праву русским, гражданином России, — с древних времен многонационального государства, которому служил всю жизнь. И потому обоснованно содержание его письма и оправдан довольно резкий тон, как правило, не свойственный тактичному художнику.