Айвенго (Ivanhoe)

But he promised to be silent, and was permitted to remain.	Но он обещал молчать, и ему позволили остаться.
The two men-at-arms, with whom Albert Malvoisin had not failed to communicate upon the import of their testimony, were now called forward.	Вызвали двух наемников, которых Альберт Мальвуазен заранее научил, что им показывать.
Though both were hardened and inflexible villains, the sight of the captive maiden, as well as her excelling beauty, at first appeared to stagger them; but an expressive glance from the Preceptor of Templestowe restored them to their dogged composure; and they delivered, with a precision which would have seemed suspicious to more impartial judges, circumstances either altogether fictitious or trivial, and natural in themselves, but rendered pregnant with suspicion by the exaggerated manner in which they were told, and the sinister commentary which the witnesses added to the facts.	Хотя они оба были бессердечными негодяями, однако даже их поразила дивная красота пленницы. В первую минуту оба как будто растерялись; однако Мальвуазен бросил на них такой выразительный взгляд, что они опомнились и снова приняли уверенный вид. С точностью, которая могла бы показаться подозрительной менее пристрастным судьям, они дали целый ряд показаний.
The circumstances of their evidence would have been, in modern days, divided into two classes-those which were immaterial, and those which were actually and physically impossible.	Многие из них были целиком вымышлены, другие касались простых, естественных явлений, но обо всем этом рассказывалось в таком таинственном тоне и с такими подробностями и толкованием, что даже самые безобидные происшествия принимали зловещую окраску.
But both were, in those ignorant and superstitions times, easily credited as proofs of guilt.-The first class set forth, that Rebecca was heard to mutter to herself in an unknown tongue-that the songs she sung by fits were of a strangely sweet sound, which made the ears of the hearer tingle, and his heart throb-that she spoke at times to herself, and seemed to look upward for a reply-that her garments were of a strange and mystic form, unlike those of women of good repute-that she had rings impressed with cabalistical devices, and that strange characters were broidered on her veil.	В наше время подобные свидетельские показания были бы разделены на два разряда, а именно - на несущественные и на невероятные. Но в те невежественные и суеверные времена эти показания принимались за доказательства виновности. Так, например, свидетели говорили о том, что иногда Ревекка что-то бормочет про себя на непонятном языке, а поет так сладко, что у слушателей начинает звенеть в ушах и бьется сердце; что по временам она разговаривает сама с собою и поднимает глаза кверху, словно в ожидании ответа; что покрой ее одежды странен и удивителен - не такой, как у обыкновенной честной женщины; что у нее на перстнях есть таинственные знаки, а покрывало вышито какими-то диковинными узорами.
All these circumstances, so natural and so trivial, were gravely listened to as proofs, or, at least, as affording strong suspicions that Rebecca had unlawful correspondence with mystical powers.	Все эти рассказы об обыкновенных вещах были выслушаны с глубочайшей серьезностью и зачислены в разряд если не прямых доказательств, то косвенных улик, подтверждающих сношения Ревекки с нечистой силой.
But there was less equivocal testimony, which the credulity of the assembly, or of the greater part, greedily swallowed, however incredible.	Но были и другие показания, более важные, хотя и явно вымышленные; тем не менее невежественные слушатели отнеслись к ним с полным доверием.
One of the soldiers had seen her work a cure upon a wounded man, brought with them to the castle of Torquilstone.	Один из солдат видел, как Ревекка излечила раненого человека, вместе с ними прибывшего в Торкилстон.