Академический обмен

Дорожка была не однородной, как от призрака, а состояла из ярких точек – следов лап и тонких перемычек между ними, там, где неизвестная мёртвая тварь задевала стебли травы, когда переставляла ноги. Следы оставались тем ярче, чем дольше тварь задержалась в этом месте, и похоже, что она спешила: пятна в траве светились довольно маленькие. Правда, если спешила, то непонятно, почему бежала такими короткими шажочками. Но кто её знает, мёртвую тварь, может, её хозяин стреножил… А в том, что тварь была мёртвая, уже не приходилось сомневаться, и я наконец поняла, с чем имею дело. На семейство Фэнни науськали пескуху.

Пескуха – это такая рукотворная нечисть, хотя нечистью в больше степени достоин называться тот, кто её создал. Потому что в пескуху превращают живую собаку, которую морят голодом до смерти и заговаривают на послушание. В результате получается что-то вроде управляемого мстительного духа, способного переносить на себе магию хозяина и применять её на расстоянии. Вот, например, проклятия… Интересно, что хозяин пескухи науськал её именно на жену и дочь помещика, но не на него самого. Такая извращённая месть? Или дело в чём-то ещё…

Краем сознания я слышала причитания девицы, которая выкладывала Маккорну, как на духу, с кем у неё и матушки в последнее время были ссоры, да кто про кого какие слухи пускал, а кто на бал явился в одинаковых платьях… Как-то ничего из этого не тянуло на такое преступление, чтобы за него натравить на людей пескуху. Помимо смертельного проклятия, которое только некромантам даётся даром, создание пескухи – дело весьма неприятное. Она получается только из горячо любимой собаки. Кто бы ни был наш злодей, причины у него глубоко личные.

– Барышня Фэнни, подскажите, если это не секрет, вы не помолвлены ли? – ласково поинтересовался Маккорн.

Девица зарделась.

– Да-а…

След пескухи проходил сквозь забор, так что мне пришлось его перелезть. Такое себе удовольствие в платье, но я могу немного помочь себе магией, так что справилась и даже чары не потревожила, а то не хватало мне, чтобы тут стража набежала. По ту сторону стены пескуха ушла в лес. Подумав, я призвала Венди. Ещё один плюс призрачных лошадей – если я их призываю, они просто исчезают там, где были, и появляются рядом со мной, оставив бричку, сбрую и всё остальное на месте. Мне потребовалось только накинуть на Венди поводья из некротики, и можно было ехать. Ей, в отличие от меня, ночное зрение было не нужно, и на кочках она не спотыкалась.

След был не самый свежий – тварь последний раз приходила в поместье вчера, поэтому я не ожидала встретить её в лесу. Мне нужно было разыскать её логово – скорее всего, подвал какого-то дома, где жил её создатель. Поэтому, поудобнее примостившись на спине Венди, я переключила своё внимание на Кларенсову трансляцию.

К этому времени мужчины снова остались в гостиной одни. Маккорн катал в руках стакан с каким-то алкоголем, но не пил, а жевал нижнюю губу.

– Маргарита в курсе всего, что нам рассказали, – заверял его Кларенс. – Она опытный специалист и справится с любой проблемой.

Маккорн рассеянно покивал. За меня переживал, что ли? Ах, хотя природник же, они всегда за всех переживают, чего это я…

– Как вы стали зомби? – внезапно спросил Маккорн.

Я аж поводья дёрнула от неожиданности. Маккорн решил у меня за спиной повыяснять степень моей безнравственности. Ну-ну, посмотрим, как ему понравится ответ.

Глава 7

Кларенс достал из внутреннего кармана длинное кожаное портмоне, открыл его и извлёк хорошо знакомый мне лист гербовой бумаги. Пробежал его глазами – мой вид на лист немного сместился сверху вниз – и передал Маккорну.

– Согласие… – пробормотал Маккорн, рассматривая документ. – В здравом уме и трезвой памяти… Так вы… – Он повернулся к Кларенсу, – Добровольно?!

– Да, – ровно ответил Кларенс. По ментальному коридору никаких эмоций от него до меня не добегало, но Кларенс умеет сдерживаться. Я не знаю на самом деле, что он мог чувствовать во время такого разговора. Знаю только, что он не жалеет.

– Почему?! – по слогам выдохнул Маккорн.

Внезапно вместо лица Маккорна и гостиной Фэнни я увидела больничную палату, но не так, как я сама её видела тогда, не от входа, а из кровати, где Кларенс полусидел, подпёртый подушками. Белое небо за белой оконной рамой, белёные стены, белое металлическое изножье кровати, белые простыни – и такие же белые малокровные руки Кларенса, лежащие поверх. Внезапно среди этого царства смертной белизны – чёрный провал. Я.

Словно в диафильме, сначала я появилась в дверях, на следующем слайде – уже стояла у изножья, на третьем – сидела на белом стуле для посетителей, аккуратная, волосок к волоску, в похожем на мундир чёрном платье с блестящими пуговицами.

– Вы сама смерть или её подручная? – слабым голосом выдавил Кларенс.

Я приподняла один уголок губ в полуулыбке.

– Точно не подручная. А вот смерть или жизнь – это вам решать.